Статьи

Когда-то в детстве, задавшись вопросом происхождения своей фамилии, я прочитал множество специальной литературы и простых предположений. По детской наивности представлялось, поскольку моя фамилия Пилипенко, что примерно в 14-15 веках на Украине жил легендарный Филипп, по украински Пилип, наподобие библейского Адама, от которого и произошла фамилия, а потом распостранилась по всей стране. Возможно примешана половецкая кровь, так как есть пресловутый суффикс - ко и т.д. Много предположений и никакой конкретики.

Причем в моей родной деревне было много однофамильцев, но не родственников, и все отличались ещё внутренними "прiзвiщами", "прозвищами", что с украинского переводиться как "фамилия". Так моя родня, это Серёженки, другие были Демьяны, ещё, если не ошибаюсь, были Мотьки и ещё штук десять прозвищ, которые сейчас забыты, так как их обладателей уже не осталось. Я в детстве на вопрос взрослых "чей ты?" так и объяснял, мол, Ивана Серёженкова внук и всем всё было понятно. Опять же в детстве я думал, что в середине восемнадцатого века в деревне поселился первый Пилипенко, от которого пошли уже потомки. Конечно же, всё было не так...

Самое близкое к действительным событиям предположение, как теперь мне кажется, - переселенцы из Украины часто переезжали не по одиночке, а по нескольку семей из одного поселения, большим обозом. Уходили из "слобожанщины" на более свободные земли. Приезжая на место, выяснялось, что совсем свободных земель нет, но можно поселиться рядом с ранее прибывшими "хохлами" на земле уже принадлежащей казакам. Мои предки поселились на хуторе, которым владел казак Загребайлов. Поселились целой улицей вдоль реки, причем здесь уже старались жить рядом со своими родственниками, и отделяясь от "чужих". Отец показывал "наш" родовой колодец и колодец другого "прозвища". На протяжении двухсот лет существовала целая улица людей, объединённая одной общей фамилией Пилипенко, но четко разделяющаяся внутри.

С большой долей вероятности могу сказать, что предки мои пришли с Полтавщины, с села под названием Пилипенки. Таких в Полтавской области, да и во всей Украине только три. Узнать из которого, теперь уже нет возможности. Когда они приходили в Богучарский уезд их спрашивали, "кто же вы будете?" и отвечали "Та, Пилипенки…" Так и получилась объединённая фамилия Пилипенко, которая перешла в ревизские сказки, а затем в паспорта, да так и осталась. А фамилии, которые существовали на старом месте жительства, превратились в прозвища, а теперь и совсем забылись. То же касается большинства украинских фамилий распостранённыхв "хохляцких" районах Воронежской, Курской, Белгородской и Ростовской областях. Для фамилий Клименко, Литвиненко, Писаренко, Петренко, Кузьменко, Пащенко, Матвиенко, Лысенко и прочих можно найти свое поселение на карте Украины в Полтавской области. И практически у каждой в селе есть дополнительные прозвища, что опять же говорит о том, что люди переселялись группами, имея одно объединяющее их наименование.

Если сравнить карты, то можно заметить что и некоторые названия поселений на Украине и Воронежской области совпадают. Например Ольховатка, Цапков, Стеценко, даже Варваровка, но тут наверно просто совпадение.

Мне кажется, что завесу происхождения моей фамилии и ей подобных я открыл, и что бы узнать что же происходило ещё раньше восемнадцатого века, то придётся искать среди сёл находящихся в тридцати – сорока километрах от знаменитых Гоголевских Диканек и Миргорода, большинство современных потомков украинских переселенцев родом оттуда.

"Спокойный" месяц октябрь

Октябрь 1942 года на Богучарщине был месяцем относительно спокойным. Тихий батюшка Дон разделял защитников родной земли и её непрошенных гостей. С середины сентября месяца противоборствующие стороны не предпринимали никаких активных боевых действий, ограничиваясь взаимными артиллерийскими и минометными обстрелами, снайперскими уколами да вылазками разведывательных групп.

Каждую ночь от левого берега отплывали в темноту лодки с советскими разведчиками. Командованию 1-й стрелковой дивизии необходимы были сведения о противнике — частях итальянской 8-й армии, сменивших немецкие дивизии на донских берегах. «Оккупанты поневоле», как некоторые историки в последствии станут называть итальянцев, занимали очень удобные для обороны позиции на высоком правом берегу Дона.

Немецкий пулеметчик на берегу Дона

И очень непросто разведчикам было взять языка. Итальянцы, справедливо опасаясь вылазок с той стороны Дона, заминировали удобные подходы к своим передовым позициям. Разведчикам нужно было незаметно и бесшумно, через установленные проволочные заграждения, подойти для последнего броска за языком. А там уже — как повезет! И нужно было еще благополучно вернуться обратно! Донести пленного живым! И дай Бог, чтобы взятый пленный оказался ценным и словоохотливым.

Памятка разведчику

Ценой своих жизней разведчики добывали так нужные командованию сведения о противнике.

Из «Журнала боевых действий» 63-й Армии за октябрь 1942 года мною взяты выдержки, касаемые действий разведгрупп на Богучарском направлении. Действий удачных, и неудачных! Всё было...

«...01.10.1942

153 сд — разведгруппа, действовавшая в направлении Сухой Донец с задачей: захватить пленных, свою задачу выполнила, захватила двух пленных и уничтожила 10 солдат и без потерь возвратилась в свое расположение.

03.10.1942

Разведкой 1 сд в районе Свинюха захвачено: миномет — 1, ящик с гранатами — 2.

04.10.1942

Разведкой 1 сд в районе Ольховый захвачены документы у умерших от ран пленных офицера и солдата, принадлежность документов устанавливается.

05.10.1942

Разведкой 1 сд, действовавшей в районе Абросимово захвачен пленный солдат 81 пп 52 пд (ит) и один станковый пулемет.

Разведка, действовавшая в районе Оголев, свою задачу не выполнила, встретила сильное огневое сопротивление, и понеся потери (ранено — 13 человек, убит 1 человек), возвратилась в свое расположение...»

Из донесения о безвозвратных потерях 1-й сд удалось узнать, то 5 октября 1942 года был убит во время разведки старший сержант Сергей Федорович Самохов, уроженец Пензенской области.

«...06.10.1942

Группа разведчиков, действовавшая в районе 1-я Белая Горка, взорвала ДЗОТ и захватила крупнокалиберный пулемет и без потерь возвратилась обратно.

08.10.1942

153 сд — разведгруппа в составе одной роты 563 сп переправилась на правый берег р.Дон в район 1-я Белая Горка с задачей захватить пленного и установить расположение огневых средств противника. Разведка действовала боем, уничтожила 2 блиндажа, 20 фашистов и захватила 1 станковый пулемет, возвратилась обратно. Потери разведки: убито 5 чел., ранено 11 чел. Разведка по расположению огневых точек противника задачу выполнила, не выполнила по захвату пленного.

3 ср. 563 сп, действовавшая боем в районе Сухой Донец с задачей захватить пленного, возвратилась на левый берег к 24-00, захватила станковый пулемет и одного солдата. На левом берегу р.Дон пленный был уничтожен минометным огнем противника и около него было ранено 5 наших красноармейцев. В результате силовой разведки рота имеет потери: убит один, ранено — 9.

Разведкой 1 сд установлено, противник в лесу 500 метров северо-восточнее Свинюха строит переправочные средства — плоты, обнаружена одна готовая лодка на 30-35 человек.

09.10.1942

Разведгруппа 1 сд, действовавшая в районе Грушево, захватила раненого пленного солдата 6 роты 38 пп, который умер от ран, а также захватила 1500 винтовочный патрон...»

13.10.1942

Разведка, высланная 1 сд на правый берег р.Дон в ночь на 13.10 возвратилась безрезультатно, потеряв 14 раненых и 1 пропавшего без вести.

23.10.1942

Разведка действовала от 1 сд 21.10 в районе Солонцы уничтожила до взвода пехоты противника. Потери разведки: убито 3 чел., ранено 2 человека.

24.10.1942

1 сд — разведгруппа, действовавшая в ночь на 24.10 в направлении Оголев, захватила одного пленного солдата, принадлежащего 2 роте, 1/79 пп, 9 пд. В результате боя уничтожено до 50 солдат и 1 офицер противника. Наши потери: убито 2, ранено — 6.

29.10.1942

1 сд — разведгруппа от 408 сп, действовавшая ночью в районе Красногоровки, захватила 3-х пленных, принадлежащих 79 пп 9 пд. Потери разведгруппы — при переправе через Дон после выполнения задачи командир группы посадил в одну лодку 15 человек, которые проплыли 2/3 реки, и в лодке проломилось дно, лодка начала тонуть, в результате чего утонуло 8 красноармейцев.

30.10.1942

153 сд — разведгруппой, действовавшей в районах Монастырщина, 2-я Белая горка уничтожено до 15 солдат, один станковый пулемет, взорван один ДЗОТ.

В районе Абросимово захвачен пленный 80 пп 9 пд.

31.10.1942

Разведгруппа 1-й сд, действовавшая в районе Красногоровка, вступила в бой, в результате уничтожила до 50 солдат и офицеров противника...»

Разведчик Аверьянов

В книге о боевом пути 58-й гвардейской стрелковой дивизии «Единой семьей в боях за Родину» авторы А. Ольшанский и У.Арзымбетов особо выделяли среди разведчиков дивизии Владимира Аверьянова — молодого парня из деревни Кременки Ульяновской области.

Перед войной Владимир работал молотобойцем в колхозной кузнице. Любил спорт, на занятиях всеобуча изучал военное дело. И по своей натуре был он веселым и общительным парнем.

Наградной лист на Владимира Аверьянова

В марте 1942 года Владимира призвали в армию. На территории Ульяновской области формировалась 1-я стрелковая дивизия, в состав которой и попал Владимир Аверьянов. Летом 1942 года дивизия прибыла на левый берег Дона, заняв позиции от Гороховки до Сухого Донца.

В 408-м стрелковом полку дивизии Владимир служил радистом, но хотелось ему чего-то большего. И вот однажды он обратился к командиру полка майору Березкину: «Разрешите, товарищ майор, сходить в тыл врага в разведку!» Березкин разрешил. Это было еще в самом начале обороны.

К первой разведке Владимир готовился тщательно. Изучал местность, поведение противника. И вот настало время идти в тыл врага. Дождавшись темноты, он переплыл на лодке на правый берег Дона. До восхода солнца замаскировался в кустарниках.

Светало. Два дюжих фашиста, смеясь и громко разговаривая, шли по тропинке. Словно из-под земли вырос перед ними русский разведчик. Растерявшиеся немцы без сопротивления сдались в плен.

Рано утром 20 июля 1942 года в штабе 408-го полка Аверьянова с двумя пленными встретил комполка Березкин. А уже через 2 недели Владимир писал письмо матери: «Мамочка, дорогая! Я заслужил звание сержанта. Думаю, неплохо воюет твой сын?»

В районе села Монастырщина с Владимиром в начале августа случился такой случай: переплыв по заданию реку Дон, Владимир устроился в кустах у проселочной дороги, наблюдая за движением мотоциклистов. Когда на дороге проехала группа мотоциклистов, разведчик быстро перетянул через дорогу проволоку, и стал ждать. Вскоре появился одиночный мотоцикл, который быстро приближался. Струной натянулась проволока, и мчащийся мотоцикл на полном ходу перевернулся. Владимир прикладом оглушил обоих итальянцев, быстро переоделся в форму офицера. И смело пошел по обороне противника. Почти у самого берега разведчик наткнулся на офицера, который обедал на пне. Офицера Владимир взял в плен, в сумке пленного оказались ценные документы.

В августе 1942 года в армейской газете «Боевой товарищ» были напечатаны статьи о смелом разведчике из 408-го стрелкового полка: «Боевой опыт разведчиков» и «Нападение на фашистский гарнизон».

Как было дело: на рассвете 18-го августа группа разведчиков, переплыв Дон, заняла несколько домов села Абросимово. Шестеро бойцов-разведчиков во главе с Аверьяновым атаковали кухню, там как раз принимали пищу солдаты противника. Завязался бой, используя эффект неожиданности, разведчики уничтожили 15 солдат противника, командный пункт пулеметной роты.

Братская могила в селе Филоново

На помощь разведчикам Аверьянова подошли бойцы из группы младшего лейтенанта Поблицкого. Разведчики захватили двух пленных и благополучно отошли на свой берег.

К началу декабрьского наступления командир взвода разведки 408-го полка Владимир Аверьянов был награжден медалью «За отвагу» и орденом «Красного Знамени»! Ему присвоили звание младшего лейтенанта, приняли в ряды ВКП (б).

В боях за хутор Солонцы 17-го декабря Владимир Аверьянов по собственной инициативе поднял в атаку залегших под огнем противника пехотинцев. Отважный разведчик погиб в том бою. Фамилия Аверьянова увековечена на плитах братской могилы в селе Филоново Богучарского района.

Эдуард Солорев

В первые же дни я пытался сделать зарисовку нашего блиндажа с двумя отводами траншей. В правой стороне был участок моего отделения. На рисунке показан вид нашего блиндажа снаружи, виден и правый боковой спуск в траншею. Рисунок называется «У блиндажа».

По ступенькам мы спускаемся вниз на глубину роста человека. Здесь вход, закрытый дверью из досок. Все щели заткнуты тряпками или паклей. Для маскировки на блиндаж наброшена куча хвороста.

У блиндажа

Издали подходишь и действительно видишь кучу нарубленных веток, присыпанных снегом. Такие всегда бывают в лесах. В этой куче, в переплетении ветвей, различается черная железная труба, из которой валит сизый дымок. Около входа стоит часовой. Боец хотел, чтобы я его так нарисовал, но я сказал, что портрет на таком расстоянии не получится. И, хотя он это понял, все равно, пока я рисовал минут пятнадцать, боец старательно позировал – стоял, опираясь на винтовку, и не шевелился.

На рисунке видим впереди блиндажа по фронту редкие деревья, за ними дальний вражеский берег. Я все пробовал, когда сменялся с дежурства, разглядеть на высоком берегу оборону врага, но ничего не увидел. Там только одни крутые откосы, деревья и кустарник, а вверху – светлой снежной полосой край берега отделяется от плоской серой пелены неба. Ничего живого на том берегу! Как будто там и нет никого. Но мы знаем, нам сказали, что где-то там проходит оборонительный рубеж итальянцев – «макаронников», как назвал их политрук в своей беседе.

Однажды, днём, сменившись, я попробовал было пройти слева за блиндаж, чтобы получше рассмотреть дальний берег, и, наконец, хотя бы увидеть сам Дон. А то от блиндажа, и тем более из траншеи, его не видно. Осторожно, прячась, я метров на десять прошел за блиндаж и укрылся за стволом дерева. Вглядывался в дальний берег – любопытство потянуло меня, очень захотелось увидеть Дон. Не увидел его и отсюда, ничего не обнаружил и на дальнем берегу, ничего, никаких признаков пребывания людей.

Вдруг какая-то сила заставила меня замереть, не двигаться, и посмотреть на ноги. Вид бросил в озноб, все тело задрожало, перехватило дыхание: поперек правого ботинка (не сапога, а ботинка) коварно протянулась тоненькая золотисто поблёскивающая красноватая проволочка. И тут только я вспомнил о предупреждении, что впереди блиндажа, перед фронтом траншей приходит полоса минного заграждения.

Когда прошёл порыв страха, и вернулось самообладание, осторожно вытянул стопу из-под проволочки, оба конца которой уходили в снег к еле заметным колышкам. Тут только я их разглядел. Проволочка не шевельнулась… Совсем не шевельнулась! Ступая в свой след, вышел к блиндажу…

А если бы шевельнулась?...

Сержант, командир отделения, по моему лицу и рукам, наверное, заметил, что что-то произошло. Я нехотя рассказал. Не выдавая меня, сержант еще раз предупредил взвод о том, что выходить из блиндажа можно только назад, в заросли кустов, что впереди минное поле.

Теперь войдём в блиндаж, тем более мы уже порядком продрогли на ветру. Блиндаж – это действительно наш дом. Вы такого еще нигде, наверное, не видели. Это настоящий боевой блиндаж, сделанный на скорую руку из подручных материалов. Блиндаж-землянка не где-нибудь в тыловых службах, а на самом-самом, как видите, переднем крае. Он имеет точный адрес: берег Дона где-то севернее Богучара. В нём нет того приятного уюта и чистоты, которые часто изображают. Он неказист, как и все мы, его недолгие обитатели.

Наш дом

Блиндаж был небольшой, примерно, метра три на два. Перекрывали его два наката тонких и кривых дубовых стволов с соломенными снопами между ними. На земляных нарах на соломе могло спать восемь-девять человек, плотно прижимаясь друг к другу и согреваясь этим.

В проходе у нар к земляной стенке были пристроены полки с вырезами. Сюда мы ставили свои винтовки.

В проходе у входа стоял железный короб на ножках с ржавой трубой, внизу были пробиты дырки, а спереди пристроена дверца. Эта наша печка – центр жизни всего взвода. От печи шло тепло, из раскрытого отверстия – свет от полыхающих дров. Около печки мы отогревались после дежурства, сушили ботинки и портянки, наверху подогревали пищу в котелках и даже касках (и в касках тоже мы приносили пищу на отделения взвода) – пшенную или ячменную кашу-похлебку с солёной рыбой.

Тут же на лопатах пекли лепешки из теста. Случалось, что вместо ржаных сухарей нам выдавали хлеб, но он оказывался непропеченным: сверху корка, а внутри тесто. Вот из этого теста мы и пекли лепешки, сунув лопату с тестом в огонь.

Здесь же у боковых раскаленных стенок печки мы расправлялись с «живностью», которая к тому времени уже успела завестись на нас. Поднося к бокам и углам печи, мы, точно утюгом, проглаживали швы.

У печи мы писали письма, читали газеты, делили по отделениям продукты, и здесь, у печки, наш взводный остряк рассказывал свои бесконечные анекдоты.

О дровах не нужно было думать – они были рядом. Нарубишь лопатой хворост, и вот, он уже в печи. Пилили и толстые стволы – и они потрескивали и сочились, шипя, в коробе печи. Печка очень сильно дымила, дым стелился по потолку и тянулся к входу. Но его замечаешь, лишь тогда, когда входишь в блиндаж.

На рисунке вы видите наш солдатский блиндаж – «Наш дом». Несомненно, замечаете, что он несколько отличается от ваших представлений.

Вскоре взвод предупредили, что немецкие разведчики бродят у нашей обороны, и нам нужно повысить «бдительность». Не подчеркивая, между прочим, взводный заметил, что ночью был вырезан один расчет из батареи 45 мм пушек. Правда, что это случилось или нет? Трудно сказать. Но такое сообщение подействовало на нас сильнее.

Кажется, неделю мы охраняли оборонительный рубеж на берегу Дона – «сидели» в обороне, как тогда говорили.

В ночь на 15-е декабря – это я хорошо запомнил, нас сняли с обороны. Рота была построена, и по-взводно по двое нас повели по лесной тропе у берега. Тогда несколько потеплело, и идти было скользко – ботинки разъезжались во все стороны. Было тихо, слышались стук шагов, побрякивание котелков, оружия. Было приказано: «Не курить! Не разговаривать!»

Мы вышли к реке где-то у пологого спуска на лёд. Слева на фоне снега виднелись темные фигуры каких-то командиров. И сейчас слышится голос одного из них: «Идти по одному! Соблюдать дистанцию!»

Через Дон. 14.12.1942

Тогда лед на Дону еще не окреп, был тонок и кое-где пробит минами. Из пробоин лужами растекалась вода. Потому саперам пришлось укреплять переход, проложив к другому берегу дорожку из пучков хвороста.

У кромки нашего берега в командире мы узнали по голосу нашего комроты. Он негромко поторапливал нас, и, разводя руками, напоминал о дистанции.

На рисунке показан кадр – наша 5-я рота по дорожке из хвороста переходит Дон. Мы благополучно переправились и вышли на исходный рубеж. Было тихо. Лишь редкие ракеты вспыхивали зеленоватым светом за кручей высокого берега, и быстро гасли. Вражеский берег был спокойным, и казалось, не подозревал о сосредоточении войск. Я никак не думал, что на этих вот откосах нет противника. Мне казалось, что его боевое охранение, несомненно, должно быть выдвинуто сюда. Но здесь никого!

Весь наш батальон, очевидно, и весь полк, вот так, перешел Дон и затаился под кручей.

Наша рота в линию расположилась на неширокой террасе берега. За нами – спуск к реке, а впереди поднялся крутой и очень высокий откос берега, заросший у подножья и в осыпях кустарником и деревьями.

Копать ячейку-окоп оказалось нетрудно. Надо было только пробить лопатой не толстый слой смерзшегося грунта, а дальше – пошел сухой песок. Только выгребай его. Лопатой стало трудно работать, вход пошла каска. Мы быстро окопались, и, воткнув в брустверы ветки, подмаскировались.

Я соорудил настоящую пещеру: небольшой круглый лаз, а внутри большое свободное пространство, в котором, скорчившись, можно было даже лежать с винтовкой, сняв с нее штык Для полноты скажу, что почти под носом разводил маленький костерчик. Наложу сперва сухих листьев, на них тонких веточек, а сверху потолще. Спичек, конечно же, у нас нет. Но зато каждый настоящий солдат, как и воин в древние времена, имеет немудрые принадлежности для добывания огня: кремень, кусок стального напильника и фитиль из ваты, надерганный изкуртки.

Такие принадлежности одни называют «тюкалкой», но чаще слышал другое название, несколько странное, - «катюша».

«Потюкал» напильником о кремень, выскочили несколько белых искр на вату – фитиль, и он завонял, затлелся. Но пламени еще нет. Потому приходится воспользоваться советом своего первого боевого наставника – помкомвзвода, старшего сержанта, когда служил летом в воздушно-десантной части. Он поучал с шутками и прибаутками, у него в запасе были тысячи солдатских былей и анекдотов. Как сейчас слышу его бойкий хитроватый голос: «Хочешь нос погреть – разведи костерик. Всё просто: патрон пулей в ствол, покачал слегка и вытащил пулю, подсыпал пороху, сунул фитиль – вот тебе и костерик!»

Так и у меня в пещерке под носом заполыхал костерчик. Я подкладываю по одной тонкие веточки и смотрю, как робкий огонёк сладко облизывает её, как она слегка шипит, а потом вдруг вспыхивает. Конечно, он такого костерчика тепла нет, один дым в глаза, но зато душе становится теплее и за этим занятием уходит волнение и беспокойство.

Но мои подопечные – четверо бойцов из Средней Азии лет сорока, меня не слушают, ленятся как следует окопаться. С трудом удалось заставить, чтобы выкопали себе хотя бы окоп для лежания. Залегли в них, съежились от холода и лежат, как помирать собрались. К ним так и эдак подходил, объяснял, показывал свой окоп, требовал, чтобы такой же сделали себе. Нет! Качают головами с длинными вислыми усами: «Не бэльмэ! Бай-бай!», скулят что-то, даже слёзы кое у кого выкатываются. Эх! Бедняги! Жалко их! Но что же можно поделать? Они чувствуют приближение страшного момента. А разве мне, и другим бойцам легче? Хотя я вот уже второй раз пойду в атаку, а все равно в душе подрагивает что-то.

Так прошел день 15 декабря на исходном рубеже. Завтра – наступление! Целый день мы сидели-лежали в своих одиночных окопчиках—ячейках, отдыхали, отсыпались. Вылезать из окопа было разрешено лишь по крайней необходимости. «Не обнаруживать себя!» - был такой приказ.

В составе 170-й танковой бригады 18-го танкового корпуса Сергей Андреевич участвовал в боях на территории Богучарского района Воронежской области. Когда стрелки-пехотинцы 41-й и 44-й гвардейских стрелковых дивизий ценой многочисленных потерь прорвали первую линию обороны противника, с Осетровского плацдарма четыре советских танковых корпуса вошли в прорыв...

На фото С.А. Отрощенков, 1943г.. Источник http://iremember.ru

"Из Урюпинска вышли мы к Нижнему Мамону, в излучину среднего Дона. Холода стояли жуткие. Зимой в танке холодней, чем на улице. Броня ведь. А у нас одеяние не меховое, шинель. Позже, в боях уже стали формой пренебрегать. Найдешь шубу, в ней и греешься. Водку давали, но я пил очень редко. После боя, только, если стресс нужно снять, выпьешь рюмку. А в бой нужно трезвому идти. Пьяный пошёл, считай покойник. Когда на отдыхе были, я свою водку экипажу отдавал. У отца нас пять сыновей было, я самый младший. И никто дома не смел ни выпить, ни закурить, ни сквернословить. Это было исключено.

Бригада без боя переправилась через Дон, и вошла в прорыв. На том берегу уже наши дрались с румынами на высотках. Потом мы вышли на равнину. Такого зрелища, такого количества танков я никогда не видел. Куда ни посмотришь, сколько глаз хватает - все поле в тридцатьчетверках! Первая, освобожденная нашей бригадой деревня, была Вербяковка..."

В деревне Вербяковка без труда нам узнаётся Вервековка. И оборона противника в районе хутор Красное-Орехово, сел Гадючье и Филоново, хутора Свинюха, которую пришлось прорывать, была устроена с использованием доминирующих высот. Вот, только, итальянцев наш герой почему-то назвал румынами. Которые в том районе быть, ну, никак не могли!

Бои за Вервековку особенно запомнились Сергею Андреевичу:

"Перед атакой ко мне в танк прыгнул ротный комиссар, лейтенант. - Давай, я у тебя заряжающим поеду!?

- Ну, умеешь, так заряжай.

Хорошо заряжал. Наш взвод атаковал высотку, на которой располагалась половина села, остальные танки побежали дальше, мимо высоты, по долине. Там, за небольшой речушкой, стояла церковь и другая часть села...".

Схема боя 18-го танкового корпуса за село Вервековка Богучарского района. Источник https://pamyat-naroda.ru

Село Вервековка расположено на северном берегу реки Богучарка, а на южном — церковь села Лофицкое и само село, видимо, принятое танкистом за часть села Вервековка. Так что, всё сходится…

"Я говорю комиссару:

- Надо десант ссадить, чтоб за танком шел.

Он: - Да нет, вперед!

Начали по нам стрелять, кого-то из десанта побили. Я высунулся, крикнул: - Прыгайте сейчас же с танка, долой!

А они сидят, в башню вцепились. В деревню влетаем, там румынская пехота. Не побежали румыны, отстреливались из-за домов. Нашему десанту пришлось тяжело, румыны били из винтовок по ним в упор, с расстояния 10-15 метров. Слышу крики, мат - наша пехота подошла. Перестреляли румынов, гусеницами передавили, но и наш десант понес потери. Я сам успел подбить Т-3 и раздавить противотанковую пушку. Мой танк тоже подбили. Снаряд попал выше бортовой передачи, разбило левый тормозной барабан и тормозную ленту. Мы сначала не почувствовали, уже потом, механику говорю влево поворачивать, а танк не слушается..."

Мне часто приходилась слышать истории о том, что в реке Богучарка при попытках переправиться на правый берег потонуло несколько советских танков. Некоторые танки, по словам очевидцев, до сих лежат на дне реки. Никто их так и не поднял. В воспоминаниях Отрощенков тоже упоминает о случаях неудачной переправы:

"Танки, что атаковали через реку, тоже освободили другую часть села сходу, но речушка оказалась коварная и глубокая. Пять или шесть танков въехали в нее неудачно и потонули.

Было потом комсомольское собрание. Разбирали бой. Я тоже выступил, сказал, что танк имеет огневую мощь, которую нужно использовать. Сблизился с противником, подавил огневые точки, и двигай дальше. Там надо мной посмеялись некоторые, мол, знаток выискался.

- Чего, вы, туда сразу помчались? - говорю им. - Есть пушка, пулеметы, используйте. Десант тоже беречь надо.

Бригада пошла вперед, а мы дня на три застряли в Вербековке, пока ремонтники ковырялись. Какой-то генерал появился, приказал мне танк на окраину перегнать, чтобы, говорит, ни одна собака не сунулась. Танк-то подбитый, но как огневая точка вполне действующий.

Когда починились, догнали наших..."

Пришли в район, никогда не забуду, казачьего хутора Хлебный. В 3-х километрах другой хутор - Петровский. Его тоже заняли советские танки, но не нашей бригады. Между хуторами, расположенными на холмах, пролегала низина.

Схема разгрома отходящей итало-немецкой группировки в районе Хлебный - Поздняков 20-21.12.1942г.

Источник https://pamyat-naroda.ru

Рано утром по ней, огромной сплошной толпой пошла, спасаясь из окружения, 8-я итальянская армия.

Когда передовые части итальянцев поравнялись с нами, по колоннам пошла команда "Вперед! Давить!". Вот тогда мы им с двух флангов дали!

Я такого месива никогда больше не видел. Итальянскую армию буквально втерли в землю. Это надо было в глаза нам смотреть, чтоб понять, сколько злости, ненависти тогда у нас было! .... Взяли толпы пленных в этот день. После этого разгрома 8-я итальянская армия фактически прекратила свое существование, во всяком случае, я ни одного итальянца на фронте больше не видел...".

Действительно, в районе хуторов Хлебный и Поздняковский пытались прорваться из окружения немецкие и итальянские части, державшие оборону в районе Богучара, Красногоровки, Сухого Донца, станицы Мешковской. Бои в тех местах были очень жестокие. О чем вспоминали и итальянские участники войны. А район деревни Арбузовка в Италии называют «Долиной Смерти» - немногим из пробивавшихся из окружения удалось прорваться из Арбузовки к городу Чертково.

Хутора Петровского в тех краях не было, а вот хутор Поповка (Поповский) на картах обозначен. Видимо, за давностью лет, а воспоминания Сергея Андреевича опубликованы в 2010 году, и назвал ветеран тот небольшой хуторок Петровским.

Полностью прочитать воспоминания можно по ССЫЛКЕ

Говоря о вкладе таловцев в Великую Победу, чаще всего упоминают о трех фактах: о числе наших земляков, ушедших на фронт и погибших в горниле войны, о десяти Героях Советского Союза, прославивших своими ратными подвигами нашу малую родину, а также о том, что именно таловцы стали инициаторами сбора средств на строительство танковой колонны «Воронежский колхозник». И если конкретики в первых двух случаях достаточно, то информация о третьем факте весьма скудна. Ее «разбавляют» только дата зарождения почина – ноябрь 1942-го - и количество собранных таловцами средств: 300 тысяч рублей. Причем черпаются эти сведения из одного источника – номера газеты «Правда» от 10 января 1943 года. Вот то немногое, что знают, наверное, все ныне живущие таловцы. Хотя потомкам тех, чьи рубли и копейки, заработанные тяжелейших крестьянским трудом военных лет, складываясь, превращались в самые эффективные танки Второй мировой войны, наверное, следует знать судьбу самих боевых машин, а также тех, кто вел их в бой.

Владислав Вдовенко
р.п.Таловая, Воронежская область

Приснопамятный «Колхозник»

Сам термин «танковая колонна» возник с легкой руки заводских отправителей эшелонов. Он изначально означал эшелон в 40-45 танков типа Т-34 и 20-22 танка типа КВ. На большее мощности локомотивов тогда не хватало. Кроме того, не выдерживало железнодорожное полотно - оно расползалось под тяжестью составов. Термин укоренился и стал использоваться даже в материалах Ставки ВГК.

Танковая колонна не являлась боевой или тактической единицей. Их различают по надписям о принадлежности к «именным» сериям, купленным на средства, собранные разными группами населения. Наиболее известной из них, пожалуй, является колонна «Дмитрий Донской», построенная по инициативе РПЦ.

«Воронежский колхозник» может конкурировать с ней по степени цитируемости в различного рода краеведческой литературе. Однако ни та, ни другая не были первыми в истории той войны.

Первые «именные» танки появились в Красной Армии еще в декабре 1941 года. Зачинателями этого движения можно считать учащихся 102-й школы города Горького, нынешнего Нижнего Новгорода. Они в день начала учебного года, 1 сентября 1941-го, обратились ко всем пионерам и школьникам Горьковской области с призывом собрать металлолом и вырученные деньги направить в Фонд обороны для постройки танка «Горьковский пионер». В начале октября месяца ими было собрано металлолома на сумму около трехсот тысяч рублей.

Построенный танк был передан в Действующую армию и в середине декабря принял участие в битве под Москвой. В том же сентябре 1941 года в Фонд обороны, также для постройки танка, передал все свои личные сбережения маршал Советского Союза Борис Михайлович Шапошников. Сбор средств на создание танковых колонн начался в Вологде, в Архангельске, в других регионах страны и даже в Монголии.

Всего за время войны из личных средств народа было собрано где-то около трех - трех с половиной миллиардов рублей.

Подобные почины уже к середине 1942-го стали настолько массовыми, что среди областей, краев и республик не иметь на фронте «свою» колонну считалось моветоном. Самых разных бронированных «колхозников», «рабочих», «комсомольцев», «осоавиахимовцев» и даже «пчеловодов» на дорогах войны можно было встретить немало. И все же далеко не всем из них повезло так, как «Воронежскому колхознику», ставшему своего рода брендом нашего региона в военное время.

В Таловском районе Воронежской области за годы войны было собрано 4 миллиона 900 тысяч рублей на строительство танковых и авиационных колонн. Но сегодня мало кто вспомнит самолеты эскадрильи «Таловский колхозник», громившие врага в небе Украины, Венгрии и Чехословакии, или других летающих колонн - «Воронежский комсомолец» и «Юговосточник», которые появилась тоже во многом благодаря нашим землякам.

Так почему же память о «ВК» оказалась такой крепкой? Чтобы ответить на этот вопрос, достаточно понять то, кому предназначались танки-колонны. А для этого придется вернуться в прошлое на 70 лет, в ноябрь 1942 года.

«Для вас, родненькие наши!»

Лето и осень 42-го оказались для воронежцев самым страшным периодом за все четыре военных года. К середине июля враг «ополовинил» область, захватив полностью или частично треть ее районов. Но и остальная часть, оказавшись прифронтовой территорией, еще полтора месяца не могла чувствовать себя в безопасности.

И только в сентябре 1942-го, когда фронт и на Среднем Дону, и в большой излучине этой реки стабилизировался, стало ясно, что Дон в его среднем течении останется тем рубежом, за который фашистские полчища уже не смогут шагнуть.

В деревне, где после непрекращающейся мобилизации остались бабы, старики да пацанва, работали, не считаясь со временем и здоровьем, живых денег за свой тяжелейший труд в глаза не видели, работая за трудодни – палочки в амбарной книге учетчика. И вот они, которые еще два месяца назад не знали, останутся ли в родном доме или их ждет участь тысяч беженцев, прошедших за последний год через их села и поселки, да и вообще останутся ли живыми, решают собирать деньги на строительство танков для Красной Армии.

Дети голодают, на пятерых одна пара ботинок, выменянных еще летом у тех же беженцев, избу протопить нечем, а они сносят в сельсовет последние гроши, которые лежали на черный день на дне пустого сундука между свидетельствами о рождении детей и письмами или похоронками с фронта… Потому, что чернее дня уже быть не может. Потому, что соседка, которой живется еще тяжелее, сдала все, что выручила вчера от продажи табака, саженного для убитого в мае под Харьковом мужа. Потому, что на эти рубли сегодня можно купить победу и мир. И еще тысячи «потому» в каждом доме свои.

Конечно, было бы идеализмом утверждать, что каждый рубль был сдан именно так, без разнарядки из района и соревнования между колхозами. Но последнее было скорее исключением из правил. Патриотический подъем был действительно велик как никогда до этого и, пожалуй, после.

Был и еще один немаловажный фактор: дарители уже знали, что в бой на этих машинах пойдут земляки, воронежцы из 1-го гвардейского мехкорпуса. Первогвардейцы! Легенда 41-го! 1-я гвардейская стрелковая дивизия (затем 1-й гвардейский мехкорпус) генерала Руссиянова тогда во многом был уникальной. Ею была одержана первая крупная победа в начале сентября 41-го под Ельней.

Ей первой во всей Красной Армии было вручено гвардейское знамя, и дивизия получила наименование гвардейской. Если верить послевоенным публикациям в советской прессе, именно бойцы этой дивизии первыми уже на третий день войны применили против танков противника знаменитый «коктейль Молотова» - бутылки с горючей смесью. А еще во всей РККА не было другой такой дивизии, в которой вместо трех полков было четыре.

А случилось это в середине сентября 1941-го в Воронеже, куда соединение прибыло для пополнения и отдыха после тяжелейших боев под Ельней. Тогда в его состав влился Воронежский добровольческий полк, он в полном составе был включен в его ряды и стал называться 4-м Воронежским стрелковым полком.

Четвертым потому, что в дивизии уже было три полка. Воронежский оказался сверхштатным. Этого удалось добиться первому секретарю Воронежского обкома Владимиру Дмитриевичу Никитину. Впоследствии по этой причине часто возникали недоразумения при переходе дивизии из одной армии в другую.

Бессменному командиру дивизии, а затем и корпуса, Ивану Никитичу Руссиянову не раз приходилось разъяснять, почему его соединение имеет одним стрелковым полком больше, чем все остальные дивизии Красной Армии.

С того момента и началась история шефства воронежцев над первогвардейцами. Начиная с января 42-го поездки к ним стали регулярными. Гости привозили все, что мог дать прифронтовой, а после и фронтовой регион: теплые носки, рукавицы, традиционные вышитые заботливыми девичьими руками кисеты, табак, мед... В такие дни «именинником» был 4-й Воронежский полк. Как-никак подарки прислали их земляки...

Но помогала воронежская земля руссияновцам не только провизией и теплыми вещами. В июне 42-го из состава народного ополчения области для пополнения в 4-й Воронежский полк было направлено полторы тысячи бойцов. Были среди них и уроженцы Таловского и Чигольского районов.

В конце октября 1942 года дивизия была выведена на переформирование и оказалась в Приволжском военном округе. Здесь, в Поволжье, 1-я гвардейская стрелковая ордена Ленина дивизия стала разворачиваться в механизированный корпус, сохранивший номер и наименование дивизии 1-й гвардейский ордена Ленина механизированный корпус. 4-й Воронежский и 7-й (бывший 331-й) полки послужили основой для формирования 2-й гвардейской механизированной бригады.

Теперь бывшая стрелковая дивизия стала мощным механизированным соединением, в задачи которого входил прорыв в полосах общевойсковых армий, наступавших на направлениях главных ударов фронтов. Это был «боевой кулак» Ставки ВГК.

10 ноября 1942 года корпус был полностью сформирован, укомплектован и готов к выполнению поставленных боевых задач. Такой задачей стало участие в Сталинградской битве. Но перед тем как эшелоны с личным составом и техникой отправились к волжской твердыне, в гости к первогвардейцам приехали шефы.

Делегация оказалась небольшой – всего семь человек. Ровно столько уместилось на трех «полуторках», выделенных Воронежским обкомом для доставки воюющим землякам традиционных гостинцев. Отчет об этой встрече, опубликованный в областной прессе в канун 25-й годовщины Великого Октября, и стал отправной точкой в истории «Воронежского колхозника».

Делегация воронежских колхозников в гостях у воинов 1-го механизированного корпуса

К сожалению, мы не нашли ответ на вопрос: кто именно стал инициатором почина? Возможно, идея сбора средств родилась одновременно в нескольких головах, потому что в протоколах праздничных собраний и митингов, посвященных четвертьвековому юбилею Октябрьской революции, сразу четырех колхозов Таловского района говорится о намерении поддержать Красную Армию рублем. Впрочем, правдоподобнее выглядит версия, в соответствии с которой инициатором стал сам райком партии, а протоколы собраний – уже второе действие этой истории.

Кстати, в протоколе колхоза имени Буденного Хорольского сельского Совета уже фигурирует название «Воронежский колхозник».

Как бы то ни было, призыв колхозников поддержали райком, информация о сборе средств и его инициаторах появилась в печати. 26 ноября областная «Коммуна» опубликовала на первой полосе сообщение за подписью секретаря Таловского райкома ВКП(б) Жигалкина о том, что сбор денег идет полным ходом.

В колхозе имени Докучаева сумма перевалила за 11 тысяч рублей, в колхозе имени Шевченко – за 7 тысяч, а в «Железнодорожнике» в «фонде победы» уже 10 тысяч. В тот же день Воронежский обком принял постановление, в котором было дано указание секретарям райкомов и председателям исполкомов райсоветов «развернуть массовую работу».

И вслед за этим «Коммуна» и районки запестрели информациями из Панино, Щучьего, Борисоглебска, Верхнего Карачана, Поворино, Новохопёрска, Терновки, Эртиля, Воронцовки, Радченского, в которых жирным шрифтом выделялись собранные суммы: 120 тысяч, 200 тысяч, миллион…

Впрочем, далеко не все тогда собирали средства именно на «Воронежский колхозник». Даже герой этой большой истории пасечник из села Манино, что под Калачом, семидесятипятилетний Эраст Крамарев, сделавший наряду со своей односельчанкой Марфой Белоглядовой самый большой личный вклад - 100 тысяч рублей, откликнулся на призыв не таловцев, а саратовского колхозника Феропонта Головатого, сдавшего 100 тысяч на личный танк, фотографию и рассказ о поступке которого тиражировали все центральные газеты.

Но в обкоме все эти цифры складывались в одну, казавшуюся грандиозной для разрезанной фронтом на две части области – сперва 13, затем 37, а к весне 43-го – 71 миллион рублей. И инициаторами здесь считали таловцев.

Те же, в свою очередь, старались соответствовать этому статусу. В январе «Правда» рассказала на всю страну о том, что они передали в Государственный банк на танковую колонну 300 тыс. руб. Кроме того, они сдали из своих личных запасов 38 100 пудов хлеба, 42 715 пудов картофеля в продовольственный фонд Красной Армии. Однако, по данным газеты «Красная Звезда» №290, вышедшей в свет еще 11 декабря 1942 года, только за три первых дня в районе было собрано 420 тысяч рублей.

Впрочем, практически в каждом номере центрального печатного органа ВКП(Б) назывались новые адреса патриотических починов, и таловские результаты меркли на их фоне. Так, в предыдущем номере «Правды» от 9 января опубликованы сообщения о том, что колхозники Грузинской ССР кроме сданных ранее 72,5 миллиона рублей на строительство танковой колонны «Колхозник Грузии» дополнительно внесли 37,5 миллиона, а трудящиеся Омской области собрали 53 миллиона на строительство танковой колонны «Омский колхозник» и передали 232 478 пудов зерна в фонд Красной Армии.

Но даже то, что собрали за три первых дня, уже можно было считать серьезной суммой. Не в пример сегодняшней России боевая техника в ту пору дешевела. Согласно калькуляции харьковского завода № 183, составленной в мае 1941 года, танк «Т-34» стоил 249 тысяч 256 рублей 96 копеек. В июле 1942-го его стоимость доходила до 209 тысяч. Так что на первый таловский взнос уже тогда можно было построить два средних танка.

Но в тот момент, когда на 183-й завод, который еще год назад был перебазирован в Нижний Тагил, поступил заказ из Воронежской области, цены упали еще ниже, и к январю 43-го Уральский танковый завод имени товарища Сталина, откуда и пришла наша колонна, отпускал свои машины уже по цене 166300 рублей. Так что даже 300 таловских тысяч хватало на две полноценные «тридцатьчетверки».

Возможно, эту нехитрую калькуляцию провели и в обкоме ВКП(б). Во всяком случае, два первых танка колонны неофициально считались таловскими, а появившиеся в ней именные машины двух калачеевцев значились под условными номерами 3 и 4.

Хлопцы и «стальные кони»
До торжественной передачи машин землякам дело дошло только в апреле. 22 апреля 1943 года в селе Нижняя Дуванка нынешней Луганской области восемь новеньких танков «Т-34» были выстроены на лугу за селом. С башен еще не были сняты пулеметы ДТ, которые при длительных маршах прикрывали колонну от атак с воздуха, краска, которой с великим старанием были выведены слова «Воронежский колхозник», еще не высохла.
Но на эти детали внимания никто не обращал. Напротив боевых машин выстроился личный состав 19-го гвардейского танкового полка, справа – командование корпуса, гости и деревенская ребятня.
Среди членов делегации, которую по традиции возглавлял секретарь Воронежского горкома, были инициаторы сбора средств – калачеевские «танковладельцы» Крамарев и Белоглядова. Считалось, что каждый из них на свои деньги приобрел по танку. На башнях двух машин были надписи: «Крамарев Ераст Федорович» и «Белоглядова Марфа Ивановна».

Ераст Федорович Крамарев с танкистами
Боевая машина, приобретенная на средства Белоглядовой, была вручена экипажу командира 2-й танковой роты бригады старшему лейтенанту М. В. Власенко. Второй именной танк, «Крамарев Ераст Федорович», с башенным номеров «С-172», а вместе с ним и два «безымянных» – «С-173» и «С-174», пере-дали экипажам взвода гвардии лейтенанта Лысенко.
Уроженец Полтавской губернии, кадровый офицер, коммунист, воевавший на фронтах Великой Отечественной с первого дня войны, был в полку личностью известной, даже знаменитой. Да что в полку, во всей 2-й мехбригаде не было человека, который не слышал о 28-летнем Иване Лысенко. Слава пришла к нему как раз 22 апреля.
Вместе с делегацией воронежцев для торжественной пере-дачи техники в полк приехало командование корпуса: командир 1-го гвардейского мехкорпуса генерал-майор Иван Руссиянов и его заместитель генерал-майор Сергей Денисов. Последний еще не полностью оправился от тяжелого ранения, полученного им в самом начале 1943-го.
В ту пору фашистское командование делало все для того, чтобы деблокировать окруженные в районе Сталинграда войска Паулюса. Мехкорпус, действовавший в составе 3-й гвардейской армии, имел наступательную задачу: прорвать оборонительную полосу немецко-фашистских войск на реке Чир.
4 января Сергей Иванович Денисов лично руководил действиями корпуса на поле боя. Его командирский «ИС» вы-рвался из строя машин на несколько сотен метров вперед и был подбит. Генерал, выбравшийся из загоревшегося танка, лежал метрах в трех от нее. Гибель танка замкома видели несколько экипажей, но в пылу боя, когда враг, имея превосходство, как это принято говорить, в живой силе и технике, давит прямо на тебя, отважиться на рывок вперед может не каждый. Тогда мужества сделать этот шаг хватило только у Лысенко. Проскочив между двумя танками противника, он на полном газу «доскакал» до генерал-майора и, пока стрелок и водитель отстреливались, вместе со стрелком перетащили генерал-майора, получившего тяжелое ранение, в свою машину. Доставив раненого на КП полка, Лысенко с экипажем вернулся в бой.

Марфа Ивановна Белоглядова
Со временем этот эпизод в полку забылся, да и сам Иван Лысенко все реже вспоминал о том январском бое. Что до генерала, то оправился от ранения он только в марте. Естественно, фамилии своего спасителя не знал, но, как выяснилось, запомнил лицо.
И вот 22 апреля в строю 2-й роты генерал узнал его. В тот же день командиром мехбригады полковником Ходяковым был подписан наградной лист, в котором лейтенант Лысенко представлялся к ордену Красной Звезды за подвиг, совершенный три с половиной месяца назад…
По случаю приезда гостей состоялся митинг. Гвардейцы благодарили земляков за подарки, давали клятву беспощадно бить ненавистного врага. Как вспоминал позднее комкор Руссиянов, растроганные теплым приемом бойцов гости все больше молчали, и только Ераст Федорович был «в ударе». Семидесятипятилетний колхозник еще по пути в часть сильно переживал: кому же достанется машина, приобретенная на его кровные, «медовые» рубли. Старый пасечник продал все, что запасли его пчелы в прошлом году, даже к чаю себе меда не оставил. А потому считал необходимым лично проинспектировать и саму машину, и ее будущий экипаж.
Он с пристрастием осмотрел все до мелочей в танке, потрогал, крепко ли привинчено-приварено, расспросил каждого члена экипажа «своего» танка о боевых делах, просил танкистов беречь машину, быстрее гнать на ней фашистов с советской земли. То и дело показывал телеграфный бланк, на котором в самом низу стояла подпись «И. Сталин», а выше - фраза: «Примите мой привет и благодарность Красной Армии зпт Ераст Федорович зпт за Вашу заботу о бронетанковых силах Красной Армии». Особенно ему понравилось то, что у командира танка на гимнастерке висел орден. Он не запомнил имени танкиста, но вот награда врезалась в его память. Позже, в 44-м, когда он сдал еще 100 тысяч рублей, теперь уже на строительство именного самолета, став знаменитостью в Калачеевском районе, и к нему стали приезжать журналисты, он рассказывал корреспонденту «Коммуны» М. Василенко об этой награде «высокого такого украинца», хотя и был-то Лысенко выше дарителя всего на полголовы.
После вручения экипажам боевых машин состоялся парад. Вместе с командованием корпуса его принимали дорогие гости из Воронежской области. Все, кроме Крамарева. Ераст Фёдорович при помощи экипажа забрался в танк и по-молодецки выглядывал из люка, проезжая мимо импровизированной трибуны. Естественно, эта машина шла во главе колонны…
Спустя полтора месяца танки воронежцев шли примерно в том же порядке, но уже на передовой. Боевое крещение они приняли на Харьковщине. Для почти половины из них оно же стало последним боем.

Минус четыре
Утром 18 июля части 1-го гвардейского мехкорпуса вошли в прорыв, созданной накануне 8-й гвардейской армией юго-восточнее города Изюм. Но враг их уже ждал.
Гвардейцев встретили закопанные в землю и хорошо за-маскированные в кустарниках танки противника. Гитлеровцы приготовили и еще один «сюрприз»: противотанковые торпеды, которые запускались из окопов и управлялись по проводам. Через час атака красноармейцев захлебнулась, а к полу-дню уже трудно было понять: кто именно из противников владеет инициативой. Было ясно, что ночью гитлеровцы подтянули резервы и любой ценой стремились закрыть путь нашим войскам к станции Барвенково, потеря которой для врага означало в сложившейся обстановке катастрофу на данном участке фронта.
19-й танковый, поддерживаемый пехотой 1-го мотострелкового батальона бригады майора Е. Я. Лишенко, продвигался к небольшому селу Пасека. Не доходя до него двух километров, на подступах к небольшой рощице путь полку преградили два противотанковых орудия. Их расположение было выбрано настолько удачно, что эти пушки могли сдерживать два десятка танков без ощутимых потерь. Командир полка майор Свиридов на своей машине предпринял было обходной маневр, но огнем был загнан в овраг. Еще два танка получили повреждения. Гвардейцы оказались зажатыми между рощей и Северным Донцом, став легкой мишенью для вражеских штурмовиков. Спасла полк «Марфа Ивановна», выскочив прямо перед вражескими артиллеристами. То ли фашисты не ожидали удара в лоб, то ли заминка у них произошла по какой-то другой причине, но этих нескольких десятков секунд Власенко и двум другим «колхозникам» хватило, чтобы «пролететь» опасную зону. Дальнейшее, как говорится, было делом техники. Танки проутюжили и капониры с орудиями, и соседние окопы, ра-давив пушки и около 30 фашистов.
С задачей полк справился, и Пасеку очистил от врага, но оказался при этом окруженным с трех сторон. Это стало ясно уже к вечеру. Пехота и танкисты стали занимать круговую оборону, удерживать которую им предстояло трое суток, отражая яростные контратаки вражеских танков, мотопехоты, авиации.
Несмотря на ожесточенность боев первого дня, безвозвратных потерь среди «колхозников» не было.
Утром 19 июля горловина «мешка», в котором оказался 19-й танковый, начала сужаться. Окутанное густым дымом от десятков пожаров украинское село справа обходили фашистские танки, слева - немецкие автоматчики, скрываясь в той самой рощице, которую накануне полк отбил благодаря отваге гвардии старшего лейтенанта Власенко. Появились и начали бросать бомбы «юнкерсы», «включилась» вражеская артиллерия.
В этом аду танкисты стали прорываться на северо-восток по оставшемуся узкому проходу, еще удерживаемому пехотой. Выходили с боем, лавируя, расширяя проход и стараясь нанести максимальный урон противнику.
К концу 19 июля боевой счет «воронежских» танков составлял уже 9 танков противника, три его самоходных орудия, 11 противотанковых пушек, семь минометных батарей и до двух батальонов живой силы противника. В тот день отличился экипаж лейтенанта Брагина, уничтоживший четыре вражеских танка. Но цена, которую заплатил полк за эти результаты, была слишком велика.
Первой жертвой среди «колхозников» стал экипаж командира взвода гвардии старшего лейтенанта Алексея Ивановича Никитченко. Его «стальной конь» на предельной скорости во-рвался на позиции противника. «Тридцатьчетверка» раздавила гусеницами три противотанковых орудия, уничтожила несколько огневых точек, мешавших продвижению пехоты, нацелилась на минометную батарею. И в эту секунду сбоку почти в упор ударило по танку фашистская пушка. Танк остановился, задымил. Танкисты долго отстреливались от наседавших на них немцев, вели огонь из пушки и пулеметов. Наконец, когда боевая машина превратилась в жарко полыхавший костер. Последними словами гвардии лейтенанта, переданными по радиосвязи, были: «Командир, все тяжело ранены, выйти не можем, будем драться до последнего снаряда».
Все это разворачивалось на глазах 1-го мотострелкового батальона бригады, состоявшего большей частью из воронежцев. Пехота залегла под губительным огнем противника. Стиснув зубы, многие бойцы смотрели на беспомощно замершую среди немецких траншей «тридцатьчетверку». «Воронежский колхозник» горел, над ним поднимались клубы густого черного дыма, пулемет умолк, но орудие продолжало стрелять. Как вспоминал потом генерал Руссиянов со слов командира батальона гвардии майора Лишенко, видя это, кто-то крикнул: «За воронежских!», и тогда батальон, как по команде, поднялся в атаку…
Экипаж похоронили спустя двое суток, когда противник был наконец-то отброшен от Пасеки, в километре к северо-востоку от села.
В одной могиле с Никитченко были погребены останки половины экипажа «Марфы Белоглядовой» - командир башни и стрелок-радист.
Накануне, 18 июля, танк уж горел. Фашистам удалось поджечь его в тот момент, когда «Марфа» «ровняла» позиции их артиллерии. Но тогда механику-водителю старшине Сергею Тюрину умелым маневром удалось сорвать пламя и вырваться из-под огня противника. 19-го ситуация повторилась. Снова попадание, снова пламя над машиной, но теперь танк выйти из боя уже не смог. Сам гвардии старший лейтенант Михаил Власенко был тяжело ранен.
Спустя два дня командир 19-го танкового Свиридов представит его к ордену Отечественной войны I-й степени. Он по-лучит эту награду, правда, полностью оправиться и вернуться в свой полк уже не сможет.
Подписал Свиридов и еще один наградной лист. В нем значилась фамилия гвардии старшего лейтенанта Лысенко. Вот только Ивана Павловича к тому моменту уже не было в живых.
Тот злополучный бой 19 июля для командира экипажа «Крамарева» оказался тоже последним. Причем он оказался еще короче, чем у «Марфы». Выходя из рощи танк «потерял» гусеницу. Машину развернуло бортом к порядкам наступающего врага. Лучшей мишени и представить себе трудно. И этим не преминули воспользоваться два самоходных орудия «Фердинанд» (или как его еще называли «Элефант» (слон)), по очереди всаживая в землю вокруг обездвиженной машины снаряды. Пока механик и командир башни под огнем пытались соединить траки, Лысенко отстреливался из пушки. Причем, довольно успешно. Один из «слонов» загорелся: снаряд прорвал ему брюхо. Но почти сразу вторая самоходка пробила броню башни «Т-34». Иван Павлович был тяжело ранен. Танкисты вынесли своего командира. Он умер в тот же день в медсанбате и похоронен у села Красный Оскол.
А 20 июля погиб четвертый «воронежский» танк. Его экипаж во главе с гвардии лейтенантом Василием Исаевичем Елепиным похоронен всего в нескольких сотнях метров от могилы личного состава отделения Никитченко. Именно на столько смогла продвинуться мехбригада в тот день…
Но, как ни странно, это была и последняя потеря колонны. Последующие тяжелейшие бои на территории левобережной Украины не вычеркнули больше ни одной машины из рядов 19-го полка. И хотя случалось всякое, пять оставшихся «колхозников» с боями дошли до Днепра и были сданы перед тем, как 15 ноября 19-й гвардейский танковый полк был отправлен на переформирование.
Почему пять? Да потому, что «Крамарева» вернули в строй техники. Башню залатали, уже в середине августа его вел в бой младший лейтенант Владимир Шульга, бывший командир башни этой же боевой машины. В сражении за Пасеку он тоже был ранен, и тоже представлен к награде – ордену Отечественной войны II степени». И командир полка, и командир 2-й мехбригады подписали наградной лист. Но после возращения в часть танкист получил «Красную Звезду», а через несколько недель едва не стал на воронежском танке Героем Советского Союза.

Несостоявшийся Герой
В конце октября 1943 года в областной газете «Коммуна» было опубликовано письмо генерал-лейтенанта Руссиянова, датированное началом месяца. Послание было теплым и трогательным. Говорилось в нем и о дружбе первогвардейцев с трудящимися Воронежской области, зародившейся в тревожные сентябрьские дни 41-го, и о том, что в тяжелые дни восстановления разрушенного немецкими варварами Воронежа и многих других городов и сел области ее жители смогли дать государству 71 миллион рублей на строительство «Воронежского колхозника», и, естественно, о боевом пути некоторых из этих боевых машин. Так вот, есть в этом письме такие строки: «На танке, построенном на личные сбережения колхозника Эраста Федоровича Крамарева, отважный танкист Лысенко в первые два дня боев уничтожил свыше 150 гитлеровцев и подбил два немецких танка. На этой же машине гвардии старшина Шульга в одном из последних боев на подступах к городу Запорожье уничтожил 3 тяжелых немецких танка «тигр». Сейчас на боевом счету машины колхозника Крамарева свыше 500 немецких гитлеровцев, 6 танков, 30 автомашин, 4 артиллерийских батареи противника. Владимир Шульга представлен к званию Героя Советского Союза.»
И действительно, 24 сентября такая бумага пошла по инстанциям. На сей раз даже генерал Руссиянов, весьма щепетильно относившийся к соотношению награды и конкретного проявления отваги, поставил свою подпись под фразой «достоин награждения званием Героя Советского Союза». Действительно, храбрость и слаженность действий экипажа «Крамарева» в боях за освобождение Запорожья были достойны этого.
Во второй половине сентября на подступах к городу раз-вернулись тяжелые бои. Волны атак шли то с одной, то с другой стороны. После полудня 21-го числа немцы предприняли очередную попытку вытеснить нашу пехоту с занятых накануне позиций. 11 «тигров» и 4 танка «Т-IV» двинулись к высоте 105,0, где в засаде находились среди прочих и «Крамарев». Подпустив танки врага на верный выстрел, Шульга, не дожидаясь приказа, вывел свою машину из укрытия и, за каких-нибудь пару минут, тремя выстрелами поджег два и под-бил еще один «тигр». Остальные в панике начали отходить.
Шульга стал героем дня. Командир мехбригады гвардии подполковник Старков лично прибыл в полк поздравить с успехом экипаж «Крамарева», приказал командиру полка го-товить документы «на Героя», а Шульге предложил нашивать офицерские погоны с одним просветом.
Погоны младшего лейтенанта были нашиты уже на новую гимнастерку. Но золотой звезды Героя на ней так и не появилось. Вместо нее в ноябре командир 19-го танкового полка гвардии майор Свиридов прикрепил на грудь Владимира Прокофьевича орден Красного Знамени.
Кстати, в письме Руссиянова называется еще одна фамилия. «На танке с надписью «Воронежский колхозник» смело дрался герой-танкист Остяков. Действуя в тылу врага, он в течение одного дня истребил 110 гитлеровцев, уничтожил эшелон противника с боеприпасами, разбил две артиллерийских батареи противника и 22 автомашины». К сожалению, мы не смогли найти никаких сведений об этом человеке. Контекст, в котором он упоминается, позволяет думать о том, что герой-танкист погиб, но в списках боевых потерь полка он не упоминается. Изложение нанесенного врагу ущерба, как и в случае с Шульгой, явно взято из наградного листа, но и в наградных документах корпуса за тот период Остякова нет. Так что эту историю мы, увы, рассказать не можем.

Как, впрочем, и то, что сталось с сами машинами после то-го, как полк убыл на переформирование. После капитального ремонта машины, как правило, перекрашивались, и в следующий свой бой шли уже с башенными номерами, принятыми в новой части. Скорее всего, так случилось и с пятью уцелевшими «колхозниками». И можно было бы твердо сказать, что история «таловской» колонны закончилась на правом берегу Днепра, если бы не одно «но».

Туманные обстоятельства
Когда мы уже убедили себя в том, что боевая биография таловских танков уложилась в неполные пять месяцев, и в ней все ясно и понятно, поступил ответ на посланный почти год назад запрос в подмосковные Химки. Оказывается, в семейном архиве дочери Михаила Васильевича Власенко до сих пор хранится письмо Марфы Белоглядовой, в котором она рассказывает командиру своего именного танка, выбывшего после июльского ранения из состава полка, о том, что танки с надписью «Воронежский колхозник» дошли до Будапешта и Вены. От-куда она черпала эту информацию? И были ли это те самые «Т-34-76», которые воронежцы передали первогвардейцам в апре-ле 1943-го? Мы не смогли найти ответы на эти вопросы. Быть может, Марфа Ивановна просто пересказала боевой путь 1-го гвардейского мехкорпуса, в составе которого в 1943 году шли в бой «колхозники»? А может, в австрийскую столицу входи-ли уже другие «колхозники»? Как это часто бывало, вслед за первой танковой колонной на фронт шли вторая, третья с тем же именем, но уже более совершенной техникой. Ведь собранных трудящимися нашей области средств на «ВК» хватило бы более чем на 300 боевых машин.
Мы уже готовы были склониться к последней версии, посетовав при этом, что никакой конкретики о боевом пути от Днепра до Вены танков с надписью «Воронежский колхозник» своим читателям сообщить не можем.
Дело в том, что на многочисленных интернет-форумах, особенно тех, где собираются люди, увлеченные изготовлением моделей «бронированных коней», тот факт, что в истории было как минимум две колонны «ВК», даже не обсуждается. Спорят лишь о том, сколько их было: две или три? Поводом для такой позиции являются фотографии, на которых изображены «тридцатьчетверки» разных модификаций с названием колонны. Танки действительно разные, хотя, судя по всем «родовым признакам», сделаны на одном и том же нижнетагильском заводе №183. А раз так, стоит ли ломать голову, как это случилось. Изготовили одну партию – передали первогвардейцам, сделали спустя какое-то время вторую – отправили по тому же адресу. И все же…
Вместе с письмом пришел и скан фотографии, на котором изображен гвардии лейтенант Власенко. Несмотря на низкое качество снимка, не было сомнений в том, что Михаил Васильевич стоит у танка, который довольно сильно отличается от уже знакомых по снимкам из областного архива. Хотя подпись к фото утверждала, что машина справа от танкиста - именно «Марфа».
Зато боевая машина с химкинского снимка очень походила на другие танки, на которых тоже значилось название нашей колонны. Отыскали мы их на бескрайних просторах Интерне-та. Здесь «колхозники» имеют другие номера.
Мы еще раз посмотрели на весь имеющийся фотоматериал, и тут родилась безумная версия: снимки из областного архива датируются не 43-м, а 42-м годом. Судите сами.
Во-первых, одежда бойцов. Все, как один, первогвардейцы одеты в гимнастерки образца 1935 года. И это при том, что 6 января была введена новая форма. Можно, конечно, допустить, что гимнастерки нового кроя к апрелю до первогвардейцев еще не дошли, хотя почему-то и генерал Руссиянов, и командир 2-й мехбригады полковник Худяков, и другие офицеры на газетном снимке одеты именно в форму нового образца, при-чем, не только кители, но и гимнастерки. Но танки!…
Боевые машины с самого знаменитого снимка не могли выпускаться в начале 1943 года, и даже в конце 1942-г. Со вто-рой половины 42-го нижнетагилький завод выпускал свои танки с шестигранной башней, а не эти «зализанные», которые кончились на заводе еще весной. Касается это и катков, и бор-тов, наблюдательных приборов на башне. Выходит, машины, которые демонстрировали воронежцам, сошли с конвейера тагильского завода месяцев восемь, а то и десять назад.
И только награды, хорошо видные на груди командира «Крамарева» гвардии лейтенанта Лысенко и его командира башни Шульги и полученные танкистами в самом начале 43-го, поставили все на свои места. Все снимки сделаны в 1943 году, вот только не на всех запечатлены изготовленные на деньги воронежских крестьян… 1-й Гвардейский механизированный корпус в ту пору использовал трехзначную систему тактических номеров. 1-я цифра соответствовала номеру бригады, а 2-я и 3-я – номеру танка (от 1 до 65) в механизированной бригаде. Так, номер 103 принадлежал 1-й Гвардейской механизированной бригаде, номер 234 - 2-й Гвардейской мехбригаде.

Соответственно, танки с номерами от 169 до 176, которые стояли на башнях «колхозников», должны были принадлежать 18-му гвардейскому танковому полку из 1-й механизированной бригады, а не 19-му из 2-й гвардейской.

К тому же, если внимательно посмотреть на групповой портрет Ераста Крамарева с экипажем одноименного танка, то можно заметить, что башенный номер нанесен другой краской, да и выглядит значительно менее свежим, чем название бронированной машины. Даже белый кант, который, по идее, должен был наноситься в один день с «именем», более блеклый, а местами и вовсе истерт.

Собрав воедино все эти детали, можно сделать странный вывод: воронежским дарителям продемонстрировали старые танки, да еще из другого войскового соединения, которые предварительно «поименовали» на скорую руку. Зачем? Точно ответить на этот вопрос могло, наверное, лишь командование мехкорпуса. Мы же можем только предполагать. Танки, добираясь до Нижней Дуванки, могли просто опоздать. А вы помните дату, когда происходила передача танков? 22 апреля – день рождения В.И. Ленина – вождя мирового пролетариата. Мероприятия, приуроченные к таким датам, вряд ли можно было перенести.

К тому же дарители ехали не из соседней деревни, и попросить обождать их несколько дней, а может, и недель, тоже нельзя. И, возможно, лучшего решения, чем выдать за новенькие «воронежские» машины недавно отремонтированную технику, находившуюся какое-то время в резерве у другой бригады того же корпуса. Старые башенные номера даже закрашивать не стали: зачем, если через день-другой придется возвращать.

Словом, похоже, что 70 лет во всех краеведческих источниках на иллюстрациях красовались совсем не таловские танки. А настоящие «воронежские колхозники» – на фотографии рядом с Власенко и снимке неизвестного автора. И башенные номера ее машин начинались с 292-го и заканчивались 299-м. И надпись с названием состояла из двух слов, расположенных не под углом друг к другу, а параллельно.

Но все это – детали, которые не меняют главного. Как бы то ни было, танки, купленные на средства наших земляков, и люди, ведшие их в бой, вписали немало ярких строк в историю той войны. А значит, достойны того, чтобы через 70, 100 или 170 лет потомки вспоминали их с благодарностью, с преклонением перед величием народного подвига во имя Отечества.

Из истории Богучарской фотографии

Официальной датой изобретения фотографии принято считать 1839 г. Практическая же возможность применения фотографии появилась в 1880-х годах, когда заработало промышленное производство фотоматериалов, а технические возможности фотографии позволили любому, желающему заняться ею, достигать результатов, доступных прежде немногим искушённым мастерам.

В уездном Богучаре первое фотоателье появилось в конце 1870-х – начале 1880-х годов. Владельцем его был гражданин города Митава (теперь он называется Елгава, город в Латвии) Леонгард Эдуардович Непперт. Разрешение на открытие фотографии, за №2870, Л.Э.Непперту было выдано 9 июля 1886 года. Сохранившиеся студийные снимки свидетельствуют о высоком качестве его фотографий и наличии художественного вкуса. А одну из самых ранних работ можно датировать 1880-м годом. Работал Л.Э.Непперт до начала XX века (имеется его фотография, датированная 1913-м годом). Л.Э.Непперт приобретал фототовары (фотобумагу, фотопластины, химикаты) вероятнее всего в Москве, о чём свидетельствуют отметки изготовителя на паспарту.

В конце XIX века на Большой Ильинской улице (теперь это улица Урицкого), на одном из домов, рядом с парикмахерской, появилась вывеска «Фотографъ Смирновъ». Так, вслед за фотографией Л.Э.Непперта, открыл своё заведение Ф.Смирнов. Фотоматериалы и фототовары для своей работы Ф.Смирнов приобретал, вероятно, уже в Воронеже (в 1899-1907-х годах в г.Воронеж на Большой Дворянской товарищество В. Мюфке торговало фотографическими аппаратами, светочувствительными пластинками и бумагой, фотохимическими продуктами. В 1910-1915-х годах в г.Воронеж на ул. 1-й Острогожской в химико-фармацевтической лаборатории Л.И.Мюфке продавались «оптические и фотографические товары» – светочувствительная бумага, светочувствительные пластинки и плёнки разных фабрик, фотографические аппараты, «принадлежности для господ любителей-фотографов», фотохимические продукты). Качество работ фотографа Ф.Смирнова было на высоком уровне. Его к тому же отличало большее разнообразие, чем у Л.Э.Непперта, форматов фотографий, а также практика выездов на фотосессии. Работал Ф.Смирнов в Богучаре, примерно, до начала XX века (имеется фотография, датированная 1913-м годом).
Бурное развитие фотопромышленности в начале XX века, большое число специализированных журналов и подробных пособий по фотографии способствовали привлечению в неё многих новых людей. Стали открываться новые фотоателье в Воронеже и многих уездах губернии.
В это время в Богучар из г.Керчь приехали два брата Чижмины – с целью торговли рыбой. Но вместо этого один из них, Н.Н.Чижмин, в 1904-м году поступил на службу в канцелярию земской управы на должность регистратора, а второй, А.Н.Чижмин, занялся фотографией и открыл своё фотоателье на Нагорной улице (теперь – ул.Кирова) в доме с лавкой. На обратной стороне фотографий Чижмин ставил оригинальный штамп со своей фамилией. Проработал он в качестве частного фотографа примерно до начала 1930-х годов (имеется его фотография, датированная 1928 годом).
В 1920-х годах работал в Богучаре фотограф Долгалёв. Один из его снимков датирован 1925 годом.
Фотограф, кинооператор, киномеханик Иван Семёнович Лелекин (родился, ориентировочно, в 1910 году) работал в Богучаре с 1930-х годов. Под жильё ему была выделена одна из комнат в Народном Доме (теперь – кинотеатр «Шторм»). В годы Великой Отечественной войны 1941-1945 годов он был фронтовым кинооператором.
Помимо профессиональных фотографов были в Богучаре и фотолюбители, изготавливавщие неплохие фотографии. Одним из таких фотографов-любителей был Осипенко Георгий Игнатьевич, человек всесторонне развитый. В селе Подколодновка, Богучарского уезда, организовал свою фотостудию, ещё подростком, Струнников Владимир Александрович (он же Чехов Владимир Иванович), будущий академик. Он использовал для съёмки студийный фотоаппарат своего отца, Чехова Ивана Евгеньевича, сельского священника, а также фотографа-любителя.
С 1930-х годов в Богучаре образовалась Госфотография фототреста Воронежской области, в которой Богучарцы очень любили фотографироваться. Снимались целыми семьями. Снимались по какому-либо событию, или просто – «на память». Сельских жителей тоже не оставили без внимания. В селе Сухой Донец, Богучарского района, была организована фотография сельского потребительского общества.
Сейчас фотография доступна всем. Фотоаппарат имеется почти в каждой семье. Но одновременно уходит «таинство» фотографирования в фотостудии. Культура салонной фотографии уже утрачена.
Старые фотографии – памятники истории. Необходимо бережно сохранять их. Ведь нет ничего вечного – под действием внешних факторов изображения постепенно разрушаются. Поэтому, те фотографии, которые нам достались от прежних поколений, необходимо сохранить при помощи современных технологий, чтобы их могли увидеть следующие поколения.

Николай Дядин, г. Богучар.

Многие очевидцы и участники первых дней операции «Малый Сатурн» впоследствии вспоминали о том, что из-за плотного тумана советская авиация не смогла в первый день операции поддержать в должной мере наступающие войска 1-й Гвардейской Армии. Лишь к обеду 16-го декабря, когда погода улучшилась, советские самолеты вылетели на выполнение поставленных боевых задач. И уже за первый день летчики 17-й Воздушной Армии совершили более 200 самолето-вылетов. Поддерживая наступление с воздуха, летчики наносили удары по опорным пунктам вражеской обороны, скоплениям живой силы и техники в районах Богучара, Филоново, Твердохлебовки, Гадючьего, Купянки, Радченского.

299-й штурмовым авиаполком 290-й штурмовой авиадивизии 17-й Воздушной Армии командовал майор Леонид Сергеевич Макаров. В состав управления авиаполка входили: комиссар Николай Васильевич Панов, начальник штаба — майор Махун Адам Арионович, штурман — капитан Ананьин Степан Константинович.

1-й авиаэскадрильей командовал старший лейтенант Денис Уварович Толкачёв. Его заместителем был лейтенант Григорий Миронович Дранов.

2-й эскадрильей командовал лейтенант Федор Александрович Жигарин (в последствии — Герой Советского Союза). Заместитель командира — лейтенант Иван Петрович Вовкогон.

3-й эскадрильей, пополнившей полк перед началом наступления, командовал старший лейтенант Андрей Степанович Перевязко, заместителем у него был лейтенант Иван Емельянович Якунин.

В полку служили как опытные, прошедшие «огонь и воду» летчики, так и вновь прибывшие, которым только предстоял первый вылет на боевое задание.

На фото Григорий Миронович Дранов (1919 - 16.12.1942)

Для 299-й штурмового авиаполка (ШАП) бои в богучарском небе начались неудачно. В первый же день наступления не вернулся из боевого задания из района Филоново Григорий Миронович Дранов — замечательный летчик, орденоносец, член ВКП (б), замкомандира 1-й эскадрильи.

Неподалеку от села Филоново Богучарского района есть небольшой лесок, который местные жители называют «Прыстин». В декабре 1942 года там потерпел крушение советский самолет. До сих пор в этом лесу можно увидеть воронку на месте падения самолета. Стараниями поисковиков еще в 1990-е годы стало известно, что лес "Прыстин"- и есть место падения самолета Григория Дранова.

Григорий Дранов воевал в 299-м ШАП с июля 1941 года, считался одним из лучших летчиков полка. Награжден Орденом Красного Знамени за бои на Северо-Западном фронте (СЗФ). В сентябре 1942 года летчика представили к награждению Орденом Ленина, но наградили Орденом Отечественной войны 2-й степени.

Выдержка из наградного листа: «… лейтенант Дранов участвует в борьбе с немецкими захватчиками с 15.7.41г. Имеет 42 эффективных боевых вылета на штурмовку войск, аэродромов и боевой техники противника… Сам лично в воздушных боях на СЗФ сбил 4 самолета противника, за что представлен ко второму ордену...

На фото Г.М. Дранов (слева) и В.И. Белышев

С 16.8.42г. тов.Дранов с группой 6 ИЛ-2 вылетел на уничтожение танков противника в районе: Дретово, Поляна, Колосово. Над целью группа подверглась зенитному обстрелу, ведущий был сбит и вышел из строя. Группу возглавил тов.Дранов (сам будучи подбитым — снаряд попал в органы управления) и при отходе от цели группа была атакована 6 МЕ-109. Тов.Дранов встал в круг, отбив все атаки истребителей, и на подбитом самолете сам пришел и привел группу на свой аэродром. За что командованием объявлена благодарностью.

3.9.42г. тов. Дранов дважды вылетал с группой 6 ИЛ-2 на уничтожение самолетов противника на аэродромах Новое Село и совхоз Дугино.

В первом налете на аэродром Новое Село было уничтожено группой: 30 2-х моторных самолетов на земле, и сбито в воздушном бою 3 самолета Ю-87 («Юнкерс»), лично Дранов сбил 1 самолет Ю-87…

Во втором налете на аэродром совхоз Дугино группой 6 ИЛ-2 уничтожено 25 самолетов противника на земле и взорван склад с боеприпасами...».

43-й вылет оказался для летчика последним…Григорий Дранов числится захороненным в братской могиле в селе Филоново.

На следующий день 17-го декабря, выполняя задание по штурмовке Купянского аэродрома, совершил вынужденную посадку на территории, занятой противником, другой опытный летчик - командир 1-й эскадрильи старший лейтенант Денис Уварович Толкачёв. Его штурмовик был сбит немецкими истребителями в районе деревни Перещепное Богучарского района. Тяжело раненого летчика спасли местные жители, спрятав его (бывшего в безсознательном состоянии) до подхода к селу частей 1-й стрелковой дивизии. После излечения Денис Толкачев вернулся в полк.

На фото Иван Иванович Долбинов (1923 - 19.12.1942)

Для многих молодых летчиков первый вылет становился последним. В 12-00 19-го декабря 1942 года группа из 4-х ИЛ-2 299-го ШАП вылетела с аэродрома «Калачеевский» на выполнение штурмового удара в районе Радченское — Липчанка. Ведущий группы - Федор Александрович Жигарин, летчики — сержант Петр Филиппович Железняков (в последствии Герой Советского Союза), сержант Иван Иванович Долбинов, старший сержант Иван Алексеевич Иванов. При выходе из атаки ни ведущий ни ведомые летчики самолета сержанта Долбинова не видели. Судьба его осталась неизвестной. Это был первый вылет молодого летчика. Сержант Долбинов И.И. числится захороненным в братской могиле в селе Радченское, его фамилия высечена на плите захоронения.

За 10 дней декабря 1942 года 299-й ШАП совершил 178 боевых вылетов. Потеряв 3 самолета и 2-х летчиков. Сбить удалось только один вражеский самолет. Лейтенант Иван Вовкогон 17-го декабря в районе села Радченское сбил немецкий бомбардировщик Xe-111.

Около 5000 советских воинов погибли в боях на Богучарщине, фамилии многих высечены на плитах братских могил, неизвестно сколько погибших воинов до сих пор лежат в земле непогребенными с положенными почестями. Пехотинцы, танкисты, артиллеристы, летчики...

Вечная им всем память!

19-го декабря 2015 года жители Богучара в очередной раз отметили день освобождения города от немецко-фашистских захватчиков. Богучар освободили подразделения 1-й стрелковой дивизии (в последствии — 58-й гвардейской стрелковой дивизии), о чем давно известно и написано во многих исторических трудах и монографиях, и … 44-й гвардейской стрелковой дивизии 1-й Гвардейской Армии.

Не знаю, по какой причине факт участия в боях за Богучар 44-й гвардейской дивизии «выпал» из поля зрения историков. Пришло время восстановить историческую справедливость, и рассказать о боевом пути 44-й дивизии на Богучарской земле. Эта дивизия освободила и другой районный центр Воронежской области — село Радченское.

Командир 44-й гв сд Д.А. Куприянов.

Перед началом общего наступления 44-я дивизия сменила части 415-го стрелкового полка 1-й стрелковой дивизии на Осетровском плацдарме. Полки дивизии «обживали» новые позиции. Сведениями о противнике, с которым вскоре пришлось сражаться — итальянской пехотной дивизии "Ravenna" - поделился командир 415-го стрелкового полка майор Федор Федорович Солдатенков.

Но полного представления об итальянской обороне на участке наступления 44-й гв сд эти разведданные не дали. Поэтому, было принято решение провести утром 11-го декабря разведку боем, совместно силами 415-го полка (майор Солдатенков смог выделить две стрелковые роты и один артдивизион) и по роте от 128-го и 130-го полков 44-й гв сд.

Задача разведки была в следующем: овладеть северными скатами высот 151,8 и 197,0 с целью улучшить исходное положение для наступления, определить систему огня и опорных пунктов противника, точно установить, где проходит передний край итальянской обороны.

С 6-30 утра весь комсостав 44-й дивизии (вплоть до командиров стрелковых рот) наблюдал за силовой разведкой соседей. В районе высоты 151,8 итальянцы применили огнеметы, поэтому особого продвижения вперед немногочисленных по составу рот 415-го полка не наблюдалось.

Видя такое положение, в 11-00 командир 44-й гв сд гвардии генерал-майор Дмитрий Андреевич Куприянов решил не ограничиваться только огневой поддержкой соседей, а ввел в бой для поддержки силовой разведки 415-го полка две своих свежие стрелковые роты. Это и предопределило успех операции в районе высоты 151,8: удалось захватить несколько дзотов, и передовые траншеи противника, и, главное, были захвачены пленные. К 13-00 силовая разведка боем была прекращена по приказу командования. Роты закреплялись на достигнутых рубежах. Успех разведки боем обошелся дивизии дорогой ценой: убито за день — 27 человек, ранено — 80.

Захваченные в плен итальянцы показали, что перед фронтом дивизии обороняются 37-й и 38-й пехотные полки дивизии "Ravenna". От пленных стала известна и система опорных пунктов итальянской обороны: командный состав дивизии теперь имел представление, с чем придется столкнуться буквально через считанные дни.

Схема расположения частей 44-й дивизии перед наступлением 16 декабря 1942г.

Командование 44-й гвардейской стрелковой дивизии прекрасно понимало всю сложность поставленной командованием армии задачи. Прорывать хорошо подготовленную оборону противника (линия фронта на этом участке стабилизировалась с сентября 1942 года) предстояло только силами «царицы полей» - пехоты! Танковые корпуса планировалось вводить уже после прорыва пехотой итальянской линии обороны. Поддержка авиации также была минимальной. Плюс многослойные минные поля и проволочные заграждения переднего края обороны, которые нужно было преодолеть!

Задача, поставленная командованию 44-й дивизии, состояла в следующем: во взаимодействии с соседом справа (41-й гвардейской стрелковой дивизией) и слева (1-й стрелковой дивизией) окружить и уничтожить противника последовательно в районах Гадючье, Филоново, Вервековка, Лофицкое, Богучар. Ближайшая задача — овладеть селами Гадючье и Филоново, в дальнейшем — селом Перещепное, и к исходу дня овладеть населенными пунктами Шуриновка, Липчанка, Радченское. В дальнейшем развивать успех в направлении Журавка, Поздняков, Каразеево, Медово. Обеспечить ввод в прорыв танковых частей.

В ночь с 15-го на 16-е декабря части дивизии заняли исходное положение. На левом фланге должен был наступать 133-й полк, на правом — 130-й, в центре — 128-й полк. Ровно в 8-00 началась артиллерийская подготовка, а в 9-30 пехота поднялась в атаку.

Никакие сухие строчки оперативных сводок и боевых донесений не смогут передать «нерв» боя лучше человека, непосредственного участника прорыва итальянской обороны в декабре 1942 года. В составе 128-го гвардейского стрелкового полка служил Михаил Моисеевич Калиш, ему тогда исполнилось только 19 лет. Служил он в пулеметном взводе. Михаил Моисеевич вспоминал о первом дне нашего наступления и боях за село Филоново:

«В ноябре 1942 года дивизию перебросили через Воронежский Калач и Нижний Мамон на передовую, мы расположились на передовой в районе деревни Осетровка и в ночь с 15-го на 16-е декабря перешли в наступление.

М.М. Калиш - участник боев в составе 44-й гв сд. Источник фото iremember.ru

Батальон шел вперед прямо через реку Дон, лед на которой был разбит снарядами и залит сверху водой. Перед нами была деревня, кажется, называлась она Филоново. Мы пошли в атаку, захватили высоту, но когда заняли узкие немецкие траншеи, то от моего пулеметного взвода уже никого не осталось, всех перебило.

Прибежал комбат, стал орать: "Где люди? Где пулеметы?", и ударил меня пистолетом по голове, я ему говорю, что все расчеты погибли, а он меня матом кроет: "Давай огня!".

Я пошел в полный рост между трупов по полю боя, собрал три исправных пулемета. Увидел среди убитых своего друга Берлина... Дали мне пятерых бойцов на замену погибших, и мы снова пошли в атаку. Я был за первого номера "максима". В какой-то момент боя комбат приказал пулеметчикам поменять позиции, это пришлось делать в открытую, укрыться было негде, и нас "накрыли"...

Подобрали меня на поле боя без сознания, в ночь на 17-е декабря на собачье упряжке доставили в тыл, а окончательно очнулся я уже в Воронежском Калаче, в госпитале, за шестьдесят километров от линии фронта. Ноги были перебиты...".

Продолжение ...

В течении всего первого дня наступления пехота 44-й дивизии при поддержке артиллерии штурмовала линию обороны противника. Итальянцы использовали огнеметы, встречая в упор огнем наступающих красноармейцев. К исходу дня части дивизии в лобовых атаках не смогли значительно продвинутся вперед. Поддержка артиллерии была недостаточной, и многие огневые точки итальянцев, выявленные в ходе проведенной пять дней назад разведки, так и оставались не подавленными.

Схема расположения частей 44-й гв сд на 16-00 16.12.1942г.

Относительный успех пришел не на главном направлении удара, а на второстепенном: на рубеже высоты 151,8 — Филоново - в полосе наступления 133-го стрелкового полка — батальоны полка закрепились на северо-западных скатах высоты 151,8. На этот фланг дивизии и был теперь перенесен главный удар.

Потери дивизии за первый день наступления составили 268 человек убитыми и 645 — ранеными. Для сведения — активный численный состав дивизии к началу наступления составлял около 10 тысяч человек.

В течение ночи с 16-го на 17-е декабря 128-й и 133-й полки медленно продвигались вперед, и с рассветом с новой силой рванулись в атаку. Окружив опорные пункты итальянцев на высоте 151,8 (самая северная точка на линии соприкосновения на Осетровском плацдарме) и на северных скатах отметки 197,0, подразделения 128-го и 133-го полков штыковой атакой захватили эти опорные пункты. Оборона итальянцев была прорвана.

С востока от хутора Свинюха к Филоново подходили части 1-й стрелковой дивизии, полки 44-й дивизии завязали бои на северной и северо-западной окраинах села. И к 11-30 Филоново было полностью освобождено. Из соседнего села Гадючье итальянцев выбили совместными усилиями с 41-й гвардейской стрелковой дивизией и подошедшей 32-й мотострелковой бригадой 18-го танкового корпуса. В центре Гадючьего рядом с церковью итальянцы бросили несколько своих танкеток, а также артиллерийские орудия.

Село Свобода

К исходу дня на плечах отходящих итальянцев части дивизии ворвались в Перещепное, слева наступали подразделения 1-й стрелковой дивизии.

Предстояли тяжелые бои с 298-й пехотной дивизией немцев, которая «подпирала» итальянцев сзади, находясь в районе Богучара.

Бои за Богучар

К 14-30 18-го декабря части 44-й дивизии овладели деревнями Вервековка, Лофицкое, Поповка. Город Богучар штурмовала 1-я стрелковая дивизия, атака успеха не имела.

Тогда 130-й и 133-й полки приказом командования были повернуты на восток, на Богучар, с задачей — во взаимодействии с 1-й стрелковой дивизией окружить и уничтожить противника в районном центре.

133-й полк начал наступление из района Вервековки на пригородное село Лысогорка, отбив контратаку атаку с западной части Богучара, с 15-00 вел бой за овладение городом.

Командир 130-го гв сп А.И.Тишаков (послевоенное фото).

Источник forum.patriotcenter.ru

130-й полк под командованием гвардии подполковника Александра Ивановича Тишакова, обходя Богучар с юга, овладел селом Купянка и северной окраиной Полтавки. И начал наступать на город с южного направления. Противнику оставался один путь отхода — в направлении Дьяченково.

128-й полк продолжал наступление на совхоз №397 (ныне — село Травкино).

Оставшиеся в Богучаре итало-немецкие части оказывали упорное сопротивление. Одновременно со стороны Радченского противник нанес контрудар в направлении Богучара, пытаясь деблокировать свою богучарскую группировку.

Все ночь с 18-го на 19-е декабря 130-й полк вел тяжелые бои с противником, одновременно пытающимся вырваться из Богучара на юг и наступающим на Богучар из района Радченского. Полк практически сам сражался в полуокружении. Комполка Тишаков принял решение — основные силы полка повернул на юг и повел наступление на село Радченское. Отбив контратаку пехоты и танков, 130-й полк ворвался в райцентр Радченское с востока, выбил противника из села и захватил значительные трофеи.

Схема боев 44-й дивизии за Богучар и Радченское

133-й полк ворвался в Богучар с юга и совместно с 1-й стрелковой дивизией освободил город.

128-й полк, наступая на Травкино, был повернут на Радченское, где и помог 130-му полку в захвате села.

Остатки пехотной дивизии "Ravenna" и 298-й дивизии немцев стали поспешно отходить в район Дьяченково и далее на юг и юго-восток.

В боях за Радченское, Дядин, Липчанку, Купянку и Полтавку 44-я гвардейская стрелковая дивизия захватила: 120 орудий, 185 ручных и станковых пулеметов, 1000 винтовок, 144 автомата, 5 мотоциклов, 35 тягачей, 6 продовольственных и вещевых складов, взято в плен более 1000 солдат и офицеров, убито до 3000 солдат и офицеров противника.

Дивизия продолжала наступление...

Об этой малоизвестной странице в истории боевых действий в декабре 1942 года удалось узнать совсем недавно. Оказывается в районе Богучара итало-немецкое командование использовало в активных боях части, состоявшие из уроженцев Средней Азии, так называемый «Туркестанский легион». Ввиду плачевного итога, в дальнейшем такие части на переднем крае уже не появлялись почти до самого окончания войны.

Вспоминает уже цитируемый мною ранее корреспондент газеты «Правда» Александр Устинов, в декабре 1942 года освещавший ход операции «Малый Сатурн»: «Вместе с итальянцами попали в плен казахи и узбеки, одетые в итальянскую форму. Выяснилось, что эти типы, сдавшись в плен, добровольно вошли в состав Ташкентского легиона, сформированного в Варшаве. Сперва несли караульную службу, а потом начали воевать против советской власти… Один из таких батальонов прикрывал отступление противника в Богучаре. Среди них батальонный комиссар и узбек с партбилетом…».

Пленные из 8-й итальянской армии. Декабрь 1942г. (Фото из книги "На флангах Сталинграда")

Есть упоминания об участии в боях "легионеров" и в рассекреченных недавно архивных документах:

Докладная записка о результатах оперативно-служебной деятельности войск НКВД, охраняющих тыл Юго-Западного фронта за период с 20.11.42 по 20.01.43г.

«…В разное время 1941-1942г. в числе военнослужащих Красной Армии попало в плен к противнику несколько сот красноармейцев – казахов. На призыв германского командования, казахи встали на путь измены Родине и вступили в так называемый «восточный» легион, формируемый в районе Варшавы по инициативе белоэмигранта ШАХАЙ МУСТАФА (Чокай-оглы Мустафа – С.Э.)

Этот легион после прохождения определенного курса обучения был направлен на фронт и принимал активные боевые действия в районе Богучара. После окружения и частичного уничтожения врага, сопротивлявшегося в районе Богучара, казахи разбежались, и часть их была задержана сторожевыми нарядами. При задержании большинство из них пыталось выдать себя за выходцев из плена, но в результате бдительности нарядов и последующей фильтрации, были разоблачены как изменники Родины. Всего их задержано и разоблачено 114 ч.»

Но есть материалы и другого рода. Например, информация, опубликованная в книге «История Казахстана. Белые пятна» , и предоставленная Сужиковым Б.М., казахским историком. Сужиков приводит факты нежелания "легионеров" воевать на стороне Германии, а также массового перехода их на сторону Красной Армии:

«Один из батальонов «туркестанцев» фашисты в сентябре 1942 г. ввели в бой в полосе 6-й армии Воронежского фронта. Подпольная организация готовила восстание батальона, но в начале декабря ее руководитель командир взвода Бахит Байжанов был выдан предателем и заключен в тюрьму г. Богучар. Там его и казнили, но товарищей своих Байжанов не выдал, и 19 декабря подпольщики решили ускорить выступление. Четверо подпольщиков — Н. Табишкин, К. Мухамеджанов, М. Малыбаев и А. Алиакбаров — в разных местах перешли линию фронта и установили связь с командованием советских войск. В результате 193 легионера, перебив немецких инструкторов, с оружием в руках вернулись в Советскую армию…».

Продолжение

В книге Викторова Б.А. «Без грифа «Секретно»: Записки военного прокурора» подробно описана история перехода на сторону Красной Армии 193-х бойцов-"легионеров". По роду своей деятельности Викторов занимался послевоенной реабилитацией бывших "легионеров", не запятнавших себя военными преступлениями.

"...Война застала Бакита Байжанова на службе в пограничных войсках на одной из застав западной границы. Но на войне пограничник Байжанов был всего несколько часов. Затем плен. Нет, он не сдался врагу, не смалодушничал. Его обезоружили и захватили. Захватили после того, как Бакит Байжанов и его товарищи-пограничники сделали все возможное, чтобы сдержать натиск гитлеровцев. Но силы были неравны…

Начались скитания по лагерям. Первый, второй, третий и, наконец, «особый». Его фашисты организовали осенью 1941 года в местечке Легионово, недалеко от Варшавы, и назвали так не случайно. Он комплектовался строго по национальному признаку — из военнопленных среднеазиатских национальностей.

...Прошло некоторое время. Однажды всех военнопленных свели на плац лагеря и перед строем объявили: «Отныне все вы без исключения зачисляетесь на службу в «туркестанский легион». По такому случаю в лагере появился «вождь» так называемого мусульманского комитета некий Вали-Каюм-хан, пригретый фашистами. Этот презренный предатель Родины, провозгласивший себя «фюрером» Средней Азии, обошел строй военнопленных и изрек антисоветскую речь. Его слушали внешне внимательно. Оратор, конечно, понимал, что вряд ли кто разделяет его взгляды, а тем более сожалеет об изгнанных навсегда баях и ханах. Но Вали-Каюм-хан не обращал на это внимания. Он держался надменно.

...Однако многие задумывались: как найти выход из создавшегося положения?

— Что думаешь делать, Бакит? — спросил его однажды знакомый Айдарбек Тиметов.

— Хочу понравиться фашистам, — со скрытой иронией ответил тот.

— Это зачем тебе?

— Не столько мне, сколько всем…

На этом разговор оборвался. Но смысл его постепенно прояснялся.

Сначала Бакит Байжанов пожелал пойти на учебу. Зачем? Чтобы занять командную должность. На курсах он старался прослыть за исполнительного, прилежного слушателя и этим обратил на себя внимание, заслужил доверие своих «учителей» — фашистских офицеров. После окончания курсов Байжанова назначили на должность командира взвода.

Подчиненные Бакита почувствовали, что добился он этой должности не для личного благополучия, а для облегчения их участи. Главное — он получил возможность свободнее общаться с людьми, изучать их.

Когда в сентябре 1942 года один из батальонов «туркестанского легиона» прибыл на фронт, Бакит Байжанов каждому из своих подчиненных наедине сказал: «Стрелять по своим не будем. Я свяжусь со всеми другими командирами, и мы решим, что предпринять».

Пока шло строительство оборонительных сооружений, предприимчивый Бакит сумел за это время разведать, кто из жителей тех сел, где дислоцировался легион, был настроен против фашистов. Позже через этих людей он связался с партизанами. От них он регулярно получал сводки Совинформбюро, советские листовки, а иногда даже газеты. Они являлись источником самой правдивой информации о том, что делается на фронтах, и Байжанов, оставаясь незамеченным, распространял их среди своих подчиненных.

И вдруг Бакита арестовали. Пока остается неясным, каким образом и что именно удалось немцам узнать о Байжанове. При аресте у него нашли советскую листовку, которую он не сумел ни уничтожить, ни передать. Фашисты не без оснований предполагали, что Байжанов действует против них давно и не один, что у него немало соратников. Но кто они? Чтобы как-то выйти на их след, фашисты наугад арестовывали то одного, то другого подчиненного Байжанова. Но никто не выдал патриота. Стойко, мужественно выдержал все муки и пытки фашистского застенка и Бакит Байжанов.

Гитлеровцам так и не удалось раскрыть тайной организации и ее планов. И все же Байжанова казнили. Его злодейское убийство свершилось в первых числах декабря 1942 года в тюрьме г. Богучара. Нацисты не раз напоминали его товарищам: «Так будет с каждым из организации».

В ночь на 19 декабря 1942 г. участники группы Байжанова собрались на свое тайное собрание и приняли решение действовать, как только начнется наступление. Решено было направить самых верных товарищей в расположение передовых частей Красной Армии и доложить командованию, что легионеры не будут воевать против своих и откроют свои позиции для облегчения обхода и разгрома фашистских войск на этом участке фронта.

Смельчакам было также поручено рассказать о расположении огневых точек фашистов и условиться, что наступление частей Красной Армии станет для них сигналом к восстанию. Фашисты будут уничтожены тем же самым оружием, которым они вооружили легион.

Выполнить это опасное задание было поручено Нигмету Табишкину, Курумше Мухамеджанову, Мусабаю Малыбаеву и Аскару Алиакбарову. По двое они должны были пробраться в разных местах на позиции частей Красной Армии. Им удалось это сделать.

В архиве Министерства обороны сохранились документы, официально подтверждающие, что во время декабрьской наступательной операции частей Красной Армии в районе Дона 193 советских военнопленных — казахов и узбеков, насильно зачисленных фашистами в «туркестанский легион», восстали, не пожелали воевать против Красной Армии и влились снова в ее ряды. Многие из них потом продолжали громить врага до окончательной победы..."

.....

Малыбаев Мусабай

Родился в 1918 г., Джамбульская обл., Аулиеата с.; казах; неграмотный; Проживал: Жамбылская обл. (Джамбулская) Новотроицк с..
Арестован 2 апреля 1943 г. НКГБ Морд.АССР.
Приговорен: Особое Совещание НКВД СССР 11 декабря 1943 г., обв.: 58-1б УК РСФСР..
Приговор: 5 лет ИТЛ Реабилитирован 15 апреля 1965 г. Выездная сессия военной коллегии Верховного Суда СССР за отсутствием состава преступления

Источник: Сведения ДКНБ РК по г.Алматы

Табишкин Нигмет

Родился в 1921 г., Северо-Казахстанская обл., Советский р-н, Шолак-Дошан с.; казах; образование среднее; Проживал: Северо-Казахстанская обл. Тикенек с..
Арестован 2 апреля 1943 г. НКГБ Морд.АССР.
Приговорен: Особое Совещание НКВД СССР 11 декабря 1943 г., обв.: 58-1б УК РСФСР..
Приговор: 7 лет ИТЛ Реабилитирован 15 апреля 1965 г. Военный трибунал Приволжского ВО за отсутствием состава преступления

Источник: Сведения ДКНБ РК по г.Алматы

Мухамеджаев Курумша

Родился в 1916 г., Кзыл-Ординская обл., Джалагашский р-н, аул 21.; казах; образование среднее; Проживал: Павлодарская обл., с., Цюрупинский, Бурлы.
Арестован 2 апреля 1943 г.
Приговорен: Особое Совещание НКВД СССР 11 декабря 1943 г., обв.: 58-1б..
Приговор: лишению свободы в ИТЛ Реабилитирован в июне 1963 г. Военный трибунал Приволжского ВО за отсутствием состава преступления

Источник: Книга памяти Алма-Атинской обл. (Казахстан)

Алиакбаров Асхар

Родился в 1918 г., Кзыл-Ординская обл., Сырдаринский р-н, аул 16.; казах; образование начальное; Проживал: Кзыл-Ординская обл. им. Сталина к-з..
Арестован 2 апреля 1943 г. НКГБ Морд.АССР.
Приговорен: Особое Совещание НКВД СССР 11 декабря 1943 г., обв.: 58-1б УК РСФСР..
Приговор: 5 лет ИТЛ Реабилитирован 22 июня 1963 г. Военный трибунал Приволжского ВО за отсутствием состава преступления

Источник: Сведения ДКНБ РК по г.Алматы

Клепач Алексей Иванович, 1924 года рождения, село Лофицкое Богучарского уезда Воронежской области погиб 10 октября 1944 года полуостров Рыбачий, Кольский район, Мурманская область, РСФСР, СССР— автоматчик 3-го стрелкового батальона, 12 – й бригады морской пехоты Закрыл своим телом амбразуру пулемёта

Записаться в отряд Память

Все годы существования поискового отряда "Память" происходило его пополнение. По зову сердца, люди самого разного возраста, различного социального статуса и профессий, услышав о благородной деятельности отряда "Память", приходили к Николаю Львовичу Новикову. Многие нашли в поиске настоящий смысл своей жизни. В настоящее время в составе отряда числится около сотни активных поисковиков. Работы предстоит очень много, поэтому Вы нам нужны!

Если Вам больше 14-ти лет, и Вы осознанно решили связать свою жизнь с нелегкой, но благородной поисковой работой - приглашаем Вас пополнить ряды нашего небольшого, но очень дружного поискового отряда!

Для вступления в поисковый отряд "Память" Вам необходимо связаться с командиром поискового отряда Николаем Львовичем Новиковым по телефону 8(47366) 47112. По результатам проведенного собеседования и будет принято решение о принятии Вас в члены поискового отряда. 

Долгие пять месяцев линия фронта проходила по реке Дон и по Осетровской излучине. Шли бои, которые историками принято называть боями местного значения. В боях за высоты, с которых хорошо просматривалась оборона противника, в боях за отдельные населенные пункты, при отражении попыток противника переправиться на левый берег, при проведении разведки боем и захвате плацдармов на правом берегу Дона, гибли солдаты и офицеры 1-й стрелковой дивизии 63-й армии (с 4 ноября 1942 года – 1-й гвардейской армии Юго-Западного фронта).

На немецкой карте за 25 июля 1942 года единицей обозначено место дислокации 1-й стрелковой дивизии. Дивизия занимала оборону на участке села Гороховка Верхнемамонского района – села Сухой Донец Богучарского района. Протяженность линии обороны дивизии превышала уставные нормы в несколько раз.

Немецкая карта с обстановкой на 25.07.1942г.

Дивизия имела в своем составе 408-й, 412-й, 415-й стрелковые полки, 1026-й артполк, 339-й отдельный истребительно - противотанковый дивизион. Командовал дивизией полковник Алексей Иванович Семенов, с ноября 1942 г. генерал-майор. Дивизия формировалась в городе Мелекессе Куйбышевской области с марта по май 1942 года. Закончено же формирование в июне сорок второго года (как 1-я стрелковая дивизия 1-го формирования). Боевые действия она начала в июне 1942 года на Богучарском направлении.
За скупыми строчками ежедневных оперативных сводок Генерального штаба Красной Армии – десятки и сотни жизней наших солдат и офицеров. По оперативным сводкам можно отследить, как развивались тогда события. Так, на участке 1-й стрелковой дивизии во второй половине дня 18 июля была отбита атака противника ротой пехотинцев. Противник, понеся потери, отошел в исходное положение. Точное место боя в оперативной сводке не указано, но, согласно воспоминаниям участников тех событий, хранящимся в Богучарском музее, в этот день противник попытался форсировать реку Дон в районе села Журавка и хутора Оголев. Происходили и ответные акции советских войск. Так, в 10 часов 30 минут утра 21 июля разведотряд дивизии овладел юго-восточной окраиной села Грушевое. Во второй половине дня отряд, захватив пленных, отошел на левый берег реки Дон.
Полк дивизии с утра 5 августа перешел в наступление и к 15.00 овладел северными скатами высот 184 и 191, дальнейшее его продвижение остановили организованным огнем противника. А 7 августа части дивизии вели бои с наступающим противником силой до батальона пехоты в районе высоты 184. Эти высоты - доминирующие в Осетровской излучине, поэтому борьба за них была исключительно упорной.

Карта Генштаба Красной Армии района Осетровского плацдарма.

Высоту 191 многие богучарцы знают как место, где установлена 57-миллиметровая противотанковая пушка ЗИС-2, и в настоящее время начато строительство мемориального комплекса «Осетровский плацдарм». В самом центре излучины расположена высота 184 (указана на топографической карте Генштаба Красной Армии. –Э.С. ), захватив ее в ходе июльских боев, противник мог своей дальнобойной артиллерией вести обстрел переправы в селе Верхний Мамон.

К 20-м числам августа наиболее боеспособные немецкие дивизии были переброшены в район Сталинграда, и позиции на правом берегу Дона заняли части и соединения 8-й итальянской армии. В районе Осетровского плацдарма держала оборону 3-я пехотная дивизия «Равенна». Позиции от села Новая Калитва Россошанского района до хутора Красно-Ореховое заняла 5-я пехотная дивизия «Коссерия».

20 августа к 11 часам утра силами двух батальонов дивизии удалось овладеть высотой 184 (4 километра юго-западнее села Осетровка). Были взяты в плен 14 солдат, принадлежащих 3-й пехотной дивизии итальянцев. Ожесточенные бои в этом районе продолжались до 22 августа.

Рисунки художника Льва Жданова, бойца 115 ГСП 2-го батальона 5-й роты 2-го взвода, выполнены с 4 по 19 декабря 1942 года на богучарской земле.
Хранятся в школьном музее села Полтавка Богучарского района.

В результате боев с итальянцами плацдарм в излучине был расширен 1-й стрелковой дивизией до 4 километров в глубину и до 8 километров по фронту. В выписке из боевого пути 412-го стрелкового полка, приведенной в книге А.В. Ольшанского и У.А.Арзымбетова «Единой семьей в боях за Родину», сообщается, что 21 августа 3-й стрелковый батальон капитана Фёдора Комарчева совместно с 415-м стрелковым полком форсировали реку Дон и завоевали Гадючинский плацдарм. 23 человека награждены орденами и медалями.

Среди них - Федор Иванович Комарчев, командир 3-го стрелкового батальона награжден орденом Красной Звезды. В наградном листе от 2 сентября 1942 года указано (орфография сохранена – Э.С.): «Комбат-3 ст. лейтенант Комарчев Ф.И. в бою за высоту 184.2 4 5 августа показал умение руководить боем, будучи ранен, отказался ехать в госпиталь, остался в строю. В бою 21 - 22 августа 1942г. за высоты 184.2 и 191.0 показал образцы мужества управления боем в составе б-на.

Батальон под командованием ст. лейтенанта Комарчева уничтожил до 2 батальонов живой силы противника, 20 огнеточек, захватил: 5 огнеметов, 2 ст. пулемета, 19 ручных пулеметов, 15 ротных минометов, 183 винтовки и большое количество боеприпасов…».

К большому сожалению, информации о Федоре Ивановиче удалось найти немного. Известно, что 3-й стрелковый батальон под его командованием защищал в июле 1942 года подходы к Галиевской переправе, что давало возможность отступающим советским войскам переправиться на левый берег Дона. В 2006 году богучарскими поисковиками на окраине села Залиман были найдены останки советских воинов. И – редкая удача! – была найдена красноармейская книжка, которую удалось частично прочесть только в апреле 2013 года.

412-й стрелковый полк, 3-й батальон, 8-я рота - они стояли до конца! Капитан Комарчев погиб в первый день наступления - 16 декабря 1942 года, похоронен на хуторе Ковыльный.

Несмотря на то, что фашисты укрепились на правом берегу реки Дон, небольшие бои продолжались до декабря сорок второго года. Так, в ночь на 11 сентября пять стрелковых батальонов переправились на правый берег Дона в районах Красно-Ореховое, Журавка и наступали на село Филоново. Была проведена разведка боем с целью выявления сил филоновской группировки противника. К полудню части дивизии овладели районом высот 158.1, 197.0, 200.8 (они находятся в нескольких километрах севернее села Филоново). В боях захвачены в плен 60 итальянцев, воевавших в 5-й и 3-й дивизиях, одно орудие и несколько пулеметов. В ночь на 12 сентября части дивизии были отведены на прежние рубежи обороны.

Командный состав 1-й стрелковой дивизии

Противник не оставлял попыток захватить островки на реке Дон, на этих небольших участках земли находилось советское боевое охранение, располагались опорные пункты разведчиков. 5 ноября 1942 года 27 бойцов под командованием лейтенантов Алексея Макаровича Коротуна и Михаила Егоровича Богданова отбили многочисленные атаки противника и удержали полуостров в районе села Галиевка.

Пятнадцать человек за этот бой были награждены орденами и медалями. Алексей Макарович Коротун, лейтенант 1-го батальона 412-го стрелкового полка, был представлен к ордену Ленина высшей награде Советского Союза, однако получил орден Красного Знамени.

Вот описание его подвига из наградного листа: «5.11.1942 г. гитлеровские захватчики ворвались на Галиевский полуостров, в район боевых позиций минрасчетов двигалось до 25 гитлеровцев. Подойдя на 10 метров, начали кричать «Рус, сдавайсь!». Командир минвзвода лейтенант Коротун из винтовки в упор застрелил офицера, а солдат обратил в бегство. Лейтенант Коротун занял круговую оборону, и на протяжении 9 часов отбивали атаки численно превосходящих сил противника.

Лейтенант Коротун, руководя боем минометчиков и стрелков, лично вел огонь из миномета, где уничтожил 30 фашистов. Все время, воодушевляя бойцов, умело руководил боем, в результате чего противник был выбит с полуострова». Противник оставил на поле боя 70 трупов и отошел в район Галиевки. «8 октября 1942 года один из советских батальонов начал переправу через Дон в районе с. Грушовое. Было взято в плен 11 итальянцев, одна 75-миллиметровая пушка. Были и ответные акции итальянцев. Они пытались захватить остров напротив Подколодновки. Завязался бой. Противник отступил».

В период пятимесячных оборонительных боев широкое распространение в дивизии получило снайперское движение. Чему есть объяснение: искусство снайпера наиболее востребовано тогда, когда есть устойчивая линия фронта. Лучшим снайпером дивизии стал красноармеец 412-го полка Григорий Федорович Зарайский, который за пять месяцев боев довел свой счет до 94 убитых немецких и итальянских солдат и офицеров. Его наградили орденом Красного Знамени. Из наградного листа узнаем, что «снайпер Зарайский Г.Ф. с 13 июля по 20 октября 1942г. уничтожил из винтовки 89 солдат и 2 сторожевые собаки противника, обучил снайперскому делу четверых бойцов, которые тоже стали снайперами. В августовско-сентябрьских операциях показал себя стойким, храбрым, презирающим смерть».

Плакат времен ВОВ

В 1942 году ему исполнился только 21 год. Григорий Федорович прошел всю войну в составе различных воинских соединений, после войны проживал в Куйбышевской области.
середине декабря сорок второго произошли серьезные изменения на советско-германском фронте. В районе Сталинграда, в ходе проведения операции «Уран», была окружена 330-тысячная группировка противника. Но в полосе фронта 1-й стрелковой дивизии продолжалось относительное затишье.

По воспоминаниям итальянского офицера дивизии «Пасубио» Эудженио Корти, полк которого держал оборону в районе села Абросимово, «до начала декабря жизнь на берегах Дона казалась нам вполне терпимой. Даже когда великая русская река полностью замерзла, жизнь продолжала идти своим чередом. Периодически то там, то здесь возникали вялые перестрелки, временами включалась артиллерия, по ночам противник иногда устраивал внезапные вылазки. Но к середине декабря разрозненные ночные атаки стали значительно интенсивнее, зачастую переходя в короткие яростные баталии. Мы начали понимать, что русские готовят массированное наступление».

Далее в своей книге воспоминаний «I più non ritornano» («Немногие возвратившиеся») Корти описывает бесславное отступление итальянских войск в декабре 1942 года через села Дубрава, Малеванный, Медово, Каразеево, в район села Арбузовка и города Чертково Ростовской области.

С 11 по 15 декабря советскими войсками была проведена разведка боем, захвачены и удержаны важные плацдармы на правом берегу Дона. Период активной обороны закончился. А с 16 по 21 декабря в ходе операции «Малый Сатурн» части 1-й гвардейской армии Юго-Западного фронта и 6-й армии Воронежского фронта полностью освободили территорию Богучарского района. 1-я стрелковая дивизия, отличившись в декабрьских боях, приказом НКО СССР 31 декабря 1942 года была переименована в 58-ю гвардейскую стрелковую дивизию.

Свой славный боевой путь дивизия, получив боевое крещение на богучарской земле в июле 1942 года, закончила в мае 1945 года в столице Чехословакии Праге.

Эдуард Солорев

Однажды, услышав о том, что в школьном музее готовится экспозиция об участниках первой мировой войны, он пришел в школу. На стол он положил мне завернутые в газету три старые фотографии.

- Вот, это мои родственники, сказал он. - Это мой дед Иван и его брат.

На другой фотографии в полный рост стоял драгун с шашкой наголо.

- А это, Котляров Василий Иванович, - пояснил Петр Зубков, - он родом из с. Подколодновка, это брат моей бабушки и родной дядя Героя Советского Союза Котова Якова Михайловича.

Верхний ряд справа второй стоит Нестеренко Василий Исаевич, нижний ряд слева первый Дорошенко Абрам Анисимович, справа первый Нестеренко Григорий Исаевич

По экслибрису на фото удалось установить, что фото выполнено в фотостудиифотографа Софер, города Таураген в 1915 году. С помощью архивов, выяснил, что город этот расположен на западе Литвы. Во время Первой мировой войны пограничный Тауроген до 1917 года, сейчас Тауроге подвергся сильнейшим разрушениям. Он несколько раз переходил из рук в руки (немцы занимали его в сентябре 1914 года, в феврале и марте 1915 года). В результате в 1916 году в городе, который выгорел практически до основания, оставалось всего пятьдесят жителей,в этот период боевых действий в городе Тауроген стоял 234 – Богучарский пехотных полк.

На другом фото группа солдат. Всех он назвал по фамилиям и именам.

- Здорово, какие они красивые – сказал я.

Действительно на фото 11 бойцов Богучарского пехотного полка, мужественные и строгие, опаленные войной лица. Что примечательно все с усами.

- А вы знаете, кто на фото? - спросил я.

- Да, это жители сел Терешково и Дьяченково, ответил Петр Зубков, - в верхнем ряду справа второй стоит Нестеренко Василий Исаевич, нижний ряд слева первый сидит Дорошенко Абрам Анисимович, справа первый Нестеренко Григорий Исаевич все они из Богучарского полка.

На одной из фотографий, принесенных Петром Зубковым, изображен и его дед Савелий Ильич с товарищами Петром и Семеном Чикириными, а на обратной стороне надпись карандашом:«Прошу не гневаться, что портреты такие нехорошие, как бы мы лутше, то и портреты лутше были, но это память детям моим, может когда вспомнят, что был родитель. А может, бог даст, вернемся домой благополучно». Фото явно написано наспех и прислано с фронта. Согласно «Именных списков убитых, ранены и без вести пропавших за 1914 год» рядовой Чикирин Семен без вести пропал 14 декабря 1914 года. Поэтому я спросил: «А они все вернулись в войны?» «Не все» - ответил Петр.

Рядовые Богучарского 234 - й пехотного полка. 1914 год. Слева направо Семен Чикирин, Савелий Зубков, Петр Чикирин. уроженцы с. Терешково

Потом Петр Пантелеевич достал еще одну фотографию, времен Первой мировой, на которой изображены еще два брата Зубкова Савелия Ильича. В «Именных списках убитых, ранены и без вести пропавших за 1915 год» мне удалось найти сведения о третьем брате Зубкова Савелия - Дмитрии Ильиче. «Православный,женат. Ранен 24.01.1915 г.»

- В семье было четыре брата Савелий, Антон, Иван и Дмитрий - ответил Петр Зубков,- они все вернулись с фронта. Антон и Иван работали на нефтебазе, что расположена в с. Терешково у реки Дон. Мой дед Савелий Ильич работал в колхозе, занимался пчеловодством, держал около 30 ульев. Правда, погиб 12 июля 1942 года.»

- Это когда немцы пришли в село? - спросил я.

- Да нет, в июле 1942 была бомбежка.

Котляров Василий Иванович драгун Богучарского 234 - й пехотного полка. год 1915. Литва. уроженец с. Подколодновка.

И тогда Петр Зубков рассказал печальную историю. «В начале июля 1942 года в небе над селом, раздался гул самолетов, черные с белыми крестами они летали так низко, что вызывали страх у населения. Савелий Ильич Зубков, прейдя с сельского схода, сообщил родным, что наши войска отступают, надо уходить и нам. Когда уже все вещи погрузили на арбу, Иван вспомнил, что в доме забыл у печи, приготовленный в дорогу, свежеиспеченный хлеб и поспешил вхату. Неожиданно налетел немецкий самолет и сбросил бомбы. Одна из них угодила прямо в дом Зубковых. Иван Егорович Зубков погиб».

Так закончилась история бравого солдата.

Фото солдата были переданы в школьных музей «Следы времени», где экскурсоводы с гордостью рассказывают на «память детям моим, может когда вспомнят», что наши сельчане тоже воевали за Родину в Первой мировой войне.

Евгений Романов.

г. Богучар.

Органы «Абвера», действовавшие на советско-германском фронте.

ШТАБ «ВАЛЛИ»

В июне 1941 года для организации разведывательно-диверсионной и контрразведывательной деятельности против Советского Союза и для руководства этой деятельностью был создан специальный орган Управления «Абвер-заграница» на советско-германском фронте, условно именовавшийся штаб «Валли», полевая почта № 57219.

Штаб «Валли» подчинялся соответствующим отделам Управления «Абвер-заграница» и отделу по изучению иностранных армий ОКВ Восточного фронта и докладывал этим органам о результатах разведывательной и подрывной деятельности против Советского Союза.

Начальником штаба «Валли» был подполковник Шмальшлегер Гейнц, который одновременно возглавлял контрразведывательный отдел «Валли 3».

В соответствии со структурой центрального Управления «Абвер-заграница» штаб «Валли» имел в своем составе следующие подразделения.

Отдел «Валли 1» - руководство военной и экономической разведкой на советско-германском фронте. Начальник - майор, позже подполковник, Баун (сдался в плен американцам, использовался ими для организации разведывательной деятельности против СССР).

Отдел состоял из рефератов.

1 X - разведка сухопутных сил,

1 Л - разведка военно-воздушных сил,

1 Ви — экономическая разведка,

1 Г - изготовление фиктивных документов,

1 И - обеспечение радиоаппаратурой, шифрами, кодами.

Отделение кадров.

Секретариат.

В подчинении «Валли 1» находились разведывательные команды и группы, приданные штабам армейских группировок и армий для ведения разведывательной работы на соответствующих участках фронта, а также команды и группы экономической разведки, проводившие сбор разведывательных данных в лагерях военнопленных

Еще накануне нападения фашистской Германии на Советский Союз, весной 1941 года, всем армейским группировкам немецкой армии были приданы по одной разведывательной, диверсионной и контрразведывательной команде «Абвера», а армиям - подчиненные этим командам абвергруппы (немцами они именовались - абвертруппс).

Абверкоманды и абвергруппы с подчиненными им школами являлись основными органами немецкой военной разведки и контрразведки, действовавшими на советско-германском фронте.

В начале 1942 года «Абвером» были сформированы абверкоманды и абвергруппы экономической разведки, которые также придавались армейским группировкам и армиям.

До лета 1942 года на советско-германском фронте действовали три армейские группировки, именовавшиеся вначале армейскими группировками А, Б и Ц, или группировками Зюд (Юг), Митте (Центр) и Норд (Север). Соответственно этому приданные им разведывательные абверкоманды именовались абверкомандами 1А, 1Б и 1Ц, или абверкомандами 1 Зюд, 1 Митте, 1 Норд.

Диверсионные абверкоманды имели аналогичные наименования с добавлением цифры 2 (Абверкоманда 2А и т. д.); контрразведывательные команды - цифры 3 (Абверкоманда ЗА и т д.)

Эти же команды одновременно носили наименования по позывным своих радиостанций (Абверкоманда «Сатурн» и т. п.).

Система наименований абвергрупп, подчиненных командам, была аналогичной, с добавлением после буквы номера армии, к которой была придана абвергруппа. Так, например, абвергруппы, приданные 11-й немецкой армии, именовались, разведывательная - Абвергруппа 1 А 11, диверсионная - Абвергруппа 2 А 11, контрразведывательная -Абвергруппа 3 А 11 и т. п.

Отдельные абвергруппы именовались также по позывным радиостанций (Абвергруппа «Виддер» и т. п.).

Летом 1942 года были сформированы армейские группировки Зюд А, Зюд Б и Дон, к которым по линии «Абвера» были приданы новые абверкоманды и абвергруппы.

К этому времени относится изменение наименований абверкоманд и абвергрупп, - им была присвоена новая нумерация. Разведывательные команды и группы получили нумерацию от 101 и выше, диверсионные - от 201 и выше, контрразведывательные - от 301 и выше, экономической разведки - от 150 и выше.

Во второй половине 1942 года «Абвером» при армейских группировках были созданы особые абвергруппы. Они должны были координировать и руководить деятельностью разведывательных, диверсионных и контрразведывательных абверкоманд, приданных армейским группировкам, поддерживать контакт с военным командованием и отделами 1Ц и осуществлять связь со штабом «Валли».

Абвергруппа 304

Абвергруппа 304 действовала на участке Южного фронта при 6-й немецкой армии. Полевая почта № 08683 Д; затем - 48236 (по другим данным № 25036). Позывной радиостанции - «Амзель».

В марте 1943 года группа была переподчинена Абверкоманде 305, а в конце 1943 года -Абверкоманде 301.

Начальниками группы последовательно были капитан фон Оствальден Вебер, лейтенанты фон Гамм Отто («Петр») и Лаутебах.

Группа вела активную контрразведывательную работу на оккупированной территории Харьковской, Полтавской, Курской, Воронежской, Ворошиловградской, Сталинградской, Ростовской, Сталинской, Запорожской, Херсонской, Николаевской, Одесской областей, в Крыму и затем - в Финляндии.

До июня 1942 года группа дислоцировалась в Харькове, затем в Волчанске, откуда переехала в Новый Оскол, имея мельдекопфы в селе Велико-Михайловке и Старом Осколе, Курской области.

В течение июля 1942 года группа последовательно дислоцировалась в Острогожске и Богучаре, Воронежской области, и пос. Меловое, Ворошиловградской области. Мельдекопф. в городах Коротояке и Россоши, Воронежской области, Ровеньки, Ворошиловградской области и в станицах Казанской и Мигулинской, Ростовской области. В августе - сентябре 1942 года - в станице Обливской, Ростовской области, с мельдекопфом на хуторе Свешников, Сталинградской области; затем - на хуторах Попов, Евлампиевский, Родионов и в Калаче, Сталинградской области.

С конца сентября до середины октября 1942 года группа находилась в Сталинграде, позже - на хуторе Кустовском; с конца ноября 1942 года - в станице Нижне-Чирской. Второй эшелон находился на хуторе Тормосин, куда в середине декабря 1942 года переехал остальной состав группы.

В конце декабря 1942 года группа эвакуировалась на хутор Великанов, Ростовской области, а в январе 1943 года - в Новочеркасск, разместившись по Коммунальной ул. (бывшая Мариинская), д. 41 и выдвинув мельдекопф в Ростов-на-Дону. В это время группа контактировала с командой ГФП 721, получая от нее агентурную информацию.

С конца января до середины февраля 1943 года группа находилась в гор. Шахты, (мельдекопф - в гор. Красном Сулине); позже - в гор. Снежное и с середины февраля до 6 сентября 1943 года - в гор. Сталино по ул. 5-я Александровская, в домах 13, 14, 15, 19, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 32, 33, 35, 37, 39 и 40.

7 июля 1942 года Штаб Юго-Западного фронта, оставив Россошь, перебазировался в Калач Воронежской области. Именно здесь органами НКВД была создана школа, которая готовила разведчиков. Одними из первых ее прошли богучарские активисты ОСОАВИАХИМа. Специальная группа была подготовлена и для города Богучар. Возглавилее Спиридон Иванович Шабельский, человек известный в Богучаре.

Еще в 1916 году С.И. Шабельский становится членом РСДРП. Уроженец села Дедовка Богучарского уезда он одним из первых в июле 1918 года пошел служить в Богучарский Советский стрелковый полк. В одном из писем к сестре Шабельсий писал: "Много еще у нас врагов и бороться с ними непросто. Но вот закончится гражданская, восстановим наши разрушенные шахты, и какая хорошая жизнь начнется! Наши дети будут жить по-другому".Впоследствии был командиром пулеметной роты, а затем политкомом 357 полка 40- Богучарский дивизии.

В 1920 - х годах переехал на рудники Сорокино (Краснодон), здесь жила его сестра Феона Ивановна, мать известного молодогвардейца Ивана Туркенича. В своей книге «Матери Молодогвардейцев» Галина Плиско, изданной в Луганске в 2007 году, писала: «Феона Ивановна глубоко уважала и любила своего брата. И часто бывало, когда Ваня подрос, стал пионером, мать рассказывала ему о боевой молодости дяди Степана. Семья Шабельских к тому времени переехала в г. Богучары Воронежской области. Жизнь этого человека стала для Вани символом преданности пролетарскому делу, стойкости коммуниста. С ярким и доходчивым материнским словом входила в душу подростка романтика революционной бури, обрастая живой плотью».

Через калачеевскую разведшколу НКВД прошли многие богучарцы, среди них и Нина Резникова, Клавдия Веремеева, Таисия Попова, Евгения Автономова, Дарья Калашникова. Комсомольцы училась взрывать мосты, пускать под откос вражеские поезда, уничтожать склады с боеприпасами; изучали топографию, тактику партизанской работы. Многих героев Богучарской земли мы давно знаем по именам. Но пусть не посетуют на меня богучарцы, подвиг подпольщиков города Богучара из отряда «Народный мститель», которым командовал Н.К. Романов, пока остался только в скупых строках из архивов и воспоминаниях очевидцев.

Недавно получил письмо от Владимира Датченко их г. Харьков в котором он сообщал: «Добрый вечер Евгений! Вас беспокоит из Харькова Датченко В.Г. Я, внук Шабельского Спиридона Ивановича, нашел на сайте фото юной разведчицы (Нины Резниковой – Е.Р.) и в тексте сведения о моем дедушке. У меня на странице есть его фото времен гражданской войны и фото до революции из села Дедовка где они жили в начале XX века, Очень хотелось бы узнать что Вы знаете о дедушке т.к. до сих пор о его судьбе нам почти ничего не известно. Дочь дедушки моя мама живет в Донецке Ростовской области она родилась в 1937 году в Богучаре и много мне рассказывала о довоенном городе, к тому же дедушка дружил с Малаховским и у нас сохранились его письма».

Сведения о богучарской подпольщице Нине Резниковойв 80-х годах XX века мне удалось найти в Государственном партийном архиве Воронежской области. В них сообщалось, что 15 декабря 1942 года итальянцы расстреляли богучарских подпольщиков: учителя, коммуниста С.И. Шабельского и секретаря подпольной организации, председателя райсовета Осоавиахима Резникову Шуру с дочкой. А фотографию принес Александр Резников. Он прочел одну из моих книг «Малый Сатурн» и сообщил, что Резникову Шуру звали Ниной , а дочка в действительности оказалась сыном Валерой. В своем рассказе он сообщил, что Волошин Михаил с ул. Белогубова видели расстрел Нины с сыном.

Почему Нина Резникова на допросах в Гестапо назвалась Шурой и почему в архивных документах написано «вместе с дочкой», об этом история уже не расскажет. Но вот с Михаилом Волошиным, которому тогда было 14 лет, в декабре 2015 г. мне удалось побеседовать.

Он рассказал мне, что в первых числах декабря 1942 года, сам попал в Гестапо. Они с Егором Любченко и Пашей Яицким гуляли у Ремеслянного училища (Здание нынешнего СПТУ – Е.Р.), когда один из полицаев доставлявший продовольствие итальянцам, подорвался на мине. Мальчишек забрали в Гестапо, которое находилось в здании нынешнего «Хозмага», долго допрашивали, ничего не добившись отправили в комендатуру (здание нынешней администрации – Е.Р.) и оформили документы на отправку в Германию.

А 15 декабря 1942 года немцы повели на расстрел С.И. Шабельского и Н. И. Резникову. При этом Нину забрали в гестапо вместе с сыном Валерой. Мама Резниковой Нины рассказывала, что немцы так торопили Нину, что не дали даже одеться, Валера уже в одном сапожке. Михаил Волошин рассказывал: «Сначала расстреляли Нину Резникову. Валера, бросился за мамой в яму, они расстреляли и его».

Уже после освобождения г. Богучара 19 декабря 1942 года, отец Нины Резниковой пытался найти могилу дочери, но не нашел. Зимабыла суровая, снег начал сходить только в марте 1943 года. Могил расстеленных было много, многие замулило весенними потоками воды.

В своем письме ко мне Владимир Датченко пишет: «Не могли бы Вы сообщить, что известно о месте захоронения подпольщиков и есть ли там памятник». К сожалению память героев подпольщиков до сих пор не увековечена, могила их не найдена, их даже нет в Книге памяти Богучарского района. Как мне удалось узнать, такая учесть постигла многих, кто шел по закрытым спискам архивов НКВД.

Сейчас, через 73 года после освобождения города Богучар, скажу одно, умирая, они знали, что дело, которому он отдал всю свою жизнь, не умрет. Они были уверены, другие товарищи будут бороться до тех пор, пока не победят врага.

Семья Шабельских 16 июля 1944 года получила письмо от Ивана Туркенича. В нем были его фронтовой фотоснимок с теплой надписью и такие строчки: "За смерть своего любимого дяди Степана я жестоко отомщу фашистам".

О строительстве дороги вспоминает и уроженец села Дьяченково Божков Петр Филиппович, ушедший недавно из жизни. Можно по-разному относиться к его воспоминаниям, но не привести не имею права. Петр Филиппович, по его словам, находился в лагере в селе Варваровка и вместе с пленными строил узкоколейку:

«… с Черткова по пикетам строили железную дорогу. А железная дорога, представляете, по балкам, овраги, лес, все это вырезали и выравнивали. Разровняли насыпь, по этой насыпи платформа наложена. «Русь, арбатать», и там уже так, промежуток от шпалы до шпалы, становись работать. Кто не успел, того кнутом. Брали по 70 или 80 сантиметров рельсы, а здесь шпалы. Каждый становился и руками поднимали, и несли... Уже холодно, ноябрь месяц, а мы на коленках собирали без рукавиц, болты скручивали…»

Шпала узкоколейной железной дороги. Фото из архива А.Перминова (г.Чертково)

Как и когда попал он в лагерь, будучи мальчишкой 14-ти лет? Читаем дальше воспоминания Петра Филипповича Божкова:

«… арестовали нас 10 августа, увезли туда… в тот лагерь, в совхоз 106-й привезли. А там в этих базах… наверное, метров по 80.. Когда привезли нас, проволокой все огорожено, с собаками, полным полно там набито и в палатках, и помимо, и зона кругом опутана проволокой… Спали по 3-4 яруса и на проходах, везде..»

Как же ему удалось выжить? Петр Филиппович вспоминал: «В концлагере работали полный световой день. Кормили два раза в день, обеда не было. Утром давали… овес, ячмень, пшеницы не было, дробленое все, замачивали сутки, двое, трое, а потом это варили в больших таких бочках. Варили военнопленные, под надзором…

Толпу они (охранники – С.Э.) не терпели… Быстро, значит, поели – все, поехали!.. Там долбили, там пилами, лопатами, кирками долбили, разравнивали… Женщин даже встречали, с Дьяченково были, с Залимана, очищали железную дорогу… Они приезжали снег чистить, с Кантемировки, там был лагерь, женщины и подростки, 12–14 лет… Они чистили железную дорогу. И разгружали в Гармашевке рельсы, … помогали грузить. Узкоколейку они доделали, до Липчанских базов ходили вагончики. А до «Прогресса», где больница инфекционная, насыпь только сделали. И уже где Чумачовка - там был разъезд, вагончики направлялись…

Перед нашим освобождением, приказ был расстреливать всех… Пленные наши, так они нас и спасли…Там были такие цистерны… «Петя, Вася, залазьте туда»… Так мы остались живы».

Эти воспоминания были записаны в октябре 2009 года и опубликованы в книге «Детство у меня было…», изданной в 2010 году Воронежским педагогическим университетом.

Фотографий узкоколейной дороги Шелистовка - Липчанка найти пока не удалось. Но как эта дорога тогда выглядела, можно представить по найденной фотографии узкоколейки, построенной немцами в большой излучине Дона.

УЖД в большой излучине Дона. Источник: http://serjcoltel.livejournal.com/

А в германском бундесархиве хранятся фотографии, сделанные в сентябре - октябре 1942 года в России. Фотограф Bohmer сделал несколько снимков узкоколейной железной дороги. Возможно, той самой. Точно, увы, неизвестно. Пейзажи-то южнорусские...

А остались ли вещественные свидетельства существования узкоколейной железной дороги? В Богучарском историко-краеведческом музее многие должны были видеть разводную стрелку этой дороги.

Как рассказывал мне Иван Павлович Кривобоков, бывший глава Липчанского сельского поселения, нашли ее, когда разбирали перекрытие старого погреба в одном липчанском подворье. Местное население находило свое применение децифитному в послевоенные годы металлу.

На фото разводная стрелка узкоколейной дороги

К сожалению, ничего нам неизвестно о советских военнопленных - строителях дороги "на костях". Сколько же их сгинуло безвестно? В Лебединке? В Варваровке? Ни одной фамилии не осталось...

Дело в том, что в таких лагерях, недалеко от фронта, немцы не вели учета военнопленных. Сотней большей, сотней меньше... Бессловесная рабочая сила...

Как рассказывал Иван Павлович Кривобоков, что уже после войны на месте лагеря в совхозе №106 в 1960-х годах построили спецхоз для откорма свиней. При строительстве находили множество останков: человеческие черепа, кости. Хоронили ли их тогда? Скорее всего, присыпали ковшом бульдозера, и все...

А в Лебединке, где тоже был лагерь, в послевоенное время на сельском кладбище находили человеческие останки с медальонами. И передавали медальоны в районный военкомат. Сейчас, конечно, в РВК узнать что-либо очень сложно.

И вот, совсем недавно, удалось узнать фамилию советского военнопленного, погибшего в лебединском лагере. Только одна фамилия...

ЛЮБАКОВ Иван Степанович, 1902 года рождения, уроженец деревни Рыбинка Ольховского района Сталинградской области, 28 ноября 1942 года был до смерти избит охранниками лагеря и умер от побоев. Вместе с ним в лагере Первомайского совхоза находился и его родной брат Фёдор, которому удалось выжить. От него родные и узнали о месте гибели Ивана Любакова.

А что же стало с узкоколейкой? Кто-то из старожилов вспоминал, что ее вроде бы разобрали и увезли куда-то под Ленинград. А кто-то говорил, что разобрали ее - но, только, местные жители для своих нужд.

«Надо же было восстанавливать порушенное войной хозяйство!» - рельсы прекрасно заменяли железные балки перекрытий, а костыли и путевые шурупы, которыми крепились рельсы к шпалам, местные тоже приспособили использовать в хозяйстве.

Иван Павлович Кривобоков сохранил такой путевой шуруп, как две капли воды похожий на современный. Бесценный "артефакт" теперь хранится в музее поискового отряда в поселке Дубрава.

Путевой шуруп узкоколейной железной дороги 1942 года.

Современный путевой шуруп

В книге уроженца села Радченское М.П. Писаренко "Отчий край" есть свидетельство о том, что от партизан и разведчиков о строительстве УЖД узнало советское командование. По наводке разведчиков советская авиация произвела бомбардировку узкоколейки, и ее строительство было приостановлено.

От старожилов Липчанки слышал такую историю, что они, будучи детишками в послевоенные годы катались на вагонетках. Игра у них такая была - разгоняли вагончик с горки и неслись на нем вниз. А когда вагончик на всей скорости подкатывал к берегу речку, детишки успевали с него спрыгнуть. А вагончик падал с берега в речку. Там их должно быть много на дне... Если это, конечно, не местная легенда.

Обсуждение статьи на форуме читать здесь

Воспоминания о войне. Часть 3.

Перебираться в Терешково было страшно: всюду лежали убитые итальянцы, мадьяры, немцы, а ближе к Дону - погибшие наши красноармейцы; валялись во множестве гранаты, снаряды, минометные мины; во многих местах дорогу преграждали заграждения из колючей проволоки, трогать которые было опасно, т.к. они могли быть заминированными.

В первый же после возвращения в Терешково день дядя Яков пошёл искать могилу своих жены и сына и с ним пошёл и я. До сих пор у меня перед глазами незабываемая картина: дядя лопатой и руками раскопал тут окопчик, нашёл тела жены и сына - об этом без содрогания нельзя вспоминать! В том же окопчике нашли мы останки Нарожного Якова Харитоновича, двоюродного брата дяди Якова, Гаврила и моего отца, а также убитых вместе с нашими родными Репченко Василия, Козырева Алексея, ещё двух терешковцев, имена и фамилии которых не помню; тело одного из этих двоих мы нашли в кустах тёрна метрах в десяти, напротив окопчика.

Акт о зверствах фашистских варваров над мирными гражданами села Терешково Радченского района Воронежской области (1943 год).

Источник: ГАОПИ ВО Ф.3478.Оп.1.Д.132.Л.4.

Потом на месте окопчика выкопали могилу, сложили туда останки всех семерых, присыпали землей, но полностью засыпать не стали, т.к. не было креста и изготовить было не из чего. Поэтому на следующий после похорон день дядя Яков запряг в сани наших коров и, взяв меня себе в помощники, отправился к месту нашей зимовки, где на склонах балки росли подходящие для изготовления креста дубы. Там дядя выбрал подходящее дерево. Срубил его. Очистил от сучьев, и мы вдвоем еле-еле вытащили его из оврага, т.к. дерево росло почти в русле оврага, а он ведь глубокий очень, склон чуть-ли не отвесный, потом мы погрузили дубок в сани и привезли в село. Из дубка дядя изготовил крест, мы установили его на могиле и засыпали землёй. Простоял этот крест почти сорок лет, а потом на могиле установили металлический памятник со звездой.

А жизнь продолжалась, шел 1943-й год. Нужно было перевезти домой корм для коров, найти материал для восстановления порушенных жилищ и сараев, а этот материал был в бывших вражеских блиндажах, войти в которые было страшно из-за оставленных там гранат, а во многих местах блиндажи были и заминированы. Начинал действовать и наш колхоз им. Калинина, председателем которого был назначен дядя Гавриил. Это было неимоверно трудное время: все-все было разрушено, разграблено, из техники имелись только упомянутый выше трактор ХТЗ и молотилка; коровы, волы, лошади еще перед оккупацией были угнаны куда-то за Дон, туда же были отправлены и трактора из нашей Дьяченковской МТС и колхозная автомашина полуторка, не было в колхозе и семян для предстоящей весенней посевной, надежда была на помощь государства.

С наступлением весны для всех селян забот прибавились: надо было убрать с полей выросшие в человеческий рост бурьяны, подготовить поля к вспашке и вспахать, чтобы хоть часть их засеять зерновыми. Наряду со взрослыми для удаления с полей зарослей бурьяна были привлечены и мы, будущие учащиеся 4-го, 5-го классов. Эту работу под руководством наших учителей выполняли мы своеобразно: мы набирали с собой охапки пороха от снарядов дальнобойных орудий (порох представлял собой полуметровой длины линейки сечением 3*30 мм или такой же длины трубки диаметром 8-10 мм, запихивали эти охапки под куфайки. Взяв из-за пазухи одну линейку или трубку, работник поджигал ее и пламенем поджигал бурьян. Ветерок помогал распространению огня. Но почему-то ни до чьего сознания не дошло сначала, что порох может загореться и за пазухой.

В один из дней это случилось со мной: охапки «линеек» вспыхнули за моей куфайкой, пламя обожгло мне лицо, сожгло волосы, выглядывавшие из-под шапки, ресницы, брови, но, к счастью, глаза я успел закрыть, и они не пострадали. Целых две недели я был вынужден отсиживаться дома. А когда человек не занят каким-либо делом, голод донимает особенно сильно, но утолить его было нечем, кроме выкопанной из оттаявшей земли мерзлой картошки, да сухой лебеды, из которой наша мама пекла лепешки. Потом, когда ожоги зажили, я со своими сверстниками участвовал на «весновспашке» колхозного поля: каждому из нас давалось задание лопатой вскопать за день 0,01 га – это одна сотка, т.е. 100м2 (участок 10х10м). После такой «вспашки» ладони горели, появлялись волдыри, но зато нам за работу начислялись трудодни, мы наряду со взрослыми включались в бухгалтерские ведомости.

В то время этому факту никто из нас серьезного значения не придавал, но благодаря тем ведомостям при достижении пенсионного возраста мы, в то время двенадцатилетние пацаны, удостоены звания «тружеников тыла» и к пенсии начислена надбавка. А война продолжалась, и конца ей не было видно. Мы всегда находились в состоянии ожидания писем, а их не было и не было.

В село стали приходить раненные в боях солдаты-терешковцы, несущие односельчанам страшную правду о войне. Все чаще почтальонша приносила страшные извещения о погибших на фронте терешковцах. Забегая вперед, скажу, что из 18 мобилизованных в один день с нашим отцом селян к концу войны живыми остались только три человека, а на обелиске, установленном на площади напротив нашего двора, укреплена таблица, вместившая 108 фамилий терешковцев, погибших на фронтах ВОВ, в т.ч. и фамилия нашего отца.

С большим трудом терешковцы справились с весенней посевной кампанией. Государство помогло колхозу: из Кантемировки на коровах, на волах были доставлены несколько тонн семян яровых ячменя, пшеницы, которыми были засеяны подготовленные под посев площади. Сев проводили конными сеялками, в которые запрягались коровы колхозников, а также вручную стариками, имеющими навыки в этом деле еще с дореволюционных времен. Но большинство полей еще были заняты сорняками, ждали своей очереди. Закончив посевную, колхозники принялись за вспашку пустующих полей под пары, предварительно уничтожая заросли бурьяна описанным выше способом. Вся тяжесть вспашки опять легла на наших буренок, по три пары запряженных в однолемешные плуги. Погонышами наших «Манек», «Бровок», «Лысок» были мы, 12 - 13 -летние пацаны.

Не могу упустить случая, сказать доброе слово о нашей «Мане»: она так старалась тащить свою часть ярма в упряжке! А когда наступало время обеденного перерыва, она, поев травы и напившись воды, шла к своему рабочему месту, ложилась возле своего ярма и отдыхала до конца перерыва.

В один из дней на поле, где мы пахали, был найден в зарослях бурьяна труп погибшего в декабрьском бою красноармейца. Он был в шинели, ноги обуты в валенки, на голове шапка-ушанка со звездой, рука сжимала винтовку со штыком. Мы сообщили о «находке» в село, и вскоре за ним была прислана подвода и его увезли в Дьяченково. Никаких документов при погибшем не было - это был еще один из тысяч безымянных героев, погибших в боях за Родину: «Имя его неизвестно, память о нем будет вечной». Наверное, так же где-то похоронен безымянным и наш отец солдат.

Незаметно пришла пора уборки созревших хлебов. Хоть и небольшие площади были засеяны по весновспашке, но и их убирать было нечем: в бригадах удалось подготовить только по одной косилке-«лобогрейке», запрягать в которые надо было тех же наших буренок, так же вышли на косовицу хлеба пожилые мужики с косами. Мамы наши вязали снопы, а многие и косили хлеб косами наравне с мужиками. Нам же, пацанам, была поручена работа по подборке снопов и их переноске и складыванию в копны. Как мы старались! Босиком по колючей стерне, взяв под мышки под каждую руку по снопу, а кистями еще по снопу, держа их за перевясла, мы бегом переносили свою ношу по полю, стремясь опередить друг друга, складывали снопы в копны (каждая копна-это две полукопны по 30 снопов). Работа не из легких, особенно когда постоянно хочется есть и утолить голод нечем.

Во время уборки колхоз получил от государства ссуду - несколько центнеров суржи (это смесь зерен ржи, ячменя, пшеницы). Из полученной из этой суржи крупы повариха варила занятым на уборочных работах кулеш, чуть сдобренный маргарином. Правда, кулеш был горьковатым, с привкусом полыни, но поедали мы свои порции с превеликим удовольствием. А особенное блаженство мы испытали, когда нам стали давать к обеду настоящий пшеничный хлеб, испеченный из муки размолотых зерен нового урожая. Приближалось 1 сентября 43-го, надо было готовиться к школе. Мама, как умела, сшила нам рубашки, штанишки, используя трофейные итальянские гимнастерки и брюки, верхнюю одежду сшила из итальянских же шинелей. Обулся я в итальянские ботинки-скарбы, великоватые, правда, но выбирать было не из чего. Для Петра нашлись домашние черевички. Носки для нас вязала бабушка из ниток от распущенных итальянских вязаных обмоток, выполняя эту работу на ощупь, т.к. глаза ее еле-еле видели дорожку во дворе.

Здание нашей школы было разрушено оккупантами, поэтому в качестве учебных помещений были приспособлены сохранившийся дом Митченко Василия Петровича и кое-как восстановленная хата, в которой до оккупации размещались детские ясли. Учителя - наши терешковские девушки, перед оккупацией закончившие Богучарское педучилище, Нарожная Надежда Алексеевна и Цыбулина Анна Васильевна, а также девушка из Полтавки - Забудько Софья Степановна, военруком был упомянутый выше Мизинкин Влас Демьянович. Моя любимая учительница Шубина А.И., куда-то уехавшая перед оккупацией, в село больше не вернулась, и я так ничего и не знаю о ее судьбе. Когда мы собрались в классе (мой 5-й класс - в бывших детских яслях), выяснилось, что ни у кого из нас нет учебников, тетрадей, ручек, карандашей, чернил…»

 … На этом записи нашего отца обрываются. Что-то отвлекло его, не дало возможности закончить воспоминания о военном детстве. А потом он тяжело заболел и больше уже не вернулся к своему рассказу.

P.S. По просьбе жителей с.Терешково несколько лет назад поисковики отряда "Память" перенесли в центр села останки расстрелянных немецкими оккупантами гражданских лиц. 

 

Воспоминания в войне. Часть 2.

В этой ямке и нашел нас немецкий солдат, вооруженный винтовкой с примкнутым штыком-кинжалом. Прячась в нашем «окопе», мы и не знали и не видели, когда фашисты вошли в село. Немец штыком откинул закрывавшее вход в ямку одеяло и с криком «Вэх!» заставил нас покинуть наше убежище и погнал нас в центр села, к церкви, где уже были собраны все жители Терешково, еще оставшиеся в селе.

В состоянии ужаса, паники мама подхватила и понесла с собой старую-престарую перину и несла ее, как драгоценность, всю дорогу. А дома остались и корова, и овечки. Построив в подобие колонны, немцы погнали нас из села по дороге в Дьяченково.

Во главе «колонны» шел дед Данила Цыркунов, который, побывав во время первой мировой войны в немецком плену, кое-как умел изъясняться с немцами на их языке. Дойдя до Дьяченково, некоторые терешковцы, по совету деда Данилы, да и он сам со своей женой и невесткой остались там с «милостивого» разрешения конвоиров, а мы поплелись дальше. Таким образом дошли мы до с. Дядин, где проживали мамины родственники. Я уж не помню, как и кто разрешил, но наша семья и несколько других остались в Дядине. Нас гостеприимно приняли наши родичи, накормили, разместили в своем доме. Так вот началась наша жизнь в оккупации.

Приказ командования 62-го пехотного дивизиона об эвакуации гражданского населения с западного берега Дона и расстрелах лиц, обнаруженных на территории, очищенной от населения. 21 июля 1942 г. Центральный архив ФСБ России. Ф. К-72. Оп. 1. Пор. 11. Л. 8, 210. Подлинник на немецком языке. Заверенный перевод с немецкого языка современный оригиналу. 

Согласно документу, жители села Терешково выселялись немецкими оккупантами в хутор Дядин Радченского района. Источник: https://victims.rusarchives.ru

Незадолго перед приходом фашистов нам пришло необычное письмо: строгий «казенный» конверт, запечатанный, с круглой печатью, адресованный Нарожной Пелагее Марковне. Так как мама находилась на работе, письмо получил я, спрятал его за пазуху и с этой ношей целый день бегал с ребятами, занимался домашними делами. И только вечером, когда мама пришла с работы, я с ужасом обнаружил, что письмо исчезло, пропало, как будто его и не было.

Бог мой, что было: до сих пор в ушах стоят крики, стоны мамы и бабушки, их плач в «голос». А я - лучше бы было мне сквозь землю провалиться! Бабушка со слезами заявила, что эта потеря говорит о том, что нашего папы уже нет, о том же твердила и мама, не переставая тужить как по мертвому. Навзрыд плакали и мы с Петром, но…

Выдержка из донесения Радченского РВК со "списком сержантского и рядового состава, с которыми семьи потеряли связь во время Отечественной войны...". Источник: ЦАМО РФ, Ф.58, Оп.977520, Д.489.

В конце августа нас нашел в Дядине папин брат Яков. Оказалось, что в ночь перед оккупацией он со своей семьей (жена, дочь Паша и сын Ваня) вместе с братом Гавриилом и его семьей (жена, сын, три дочери) запрягли своих заранее обученных коров в самодельную тележку и выехали в степь (это километра три южнее Терешково), в стенках оврага выкопали землянки и жили там. Туда же выехали и многие другие семьи, в которых были мужчины. Естественно, много увезти с собой они не могли, все продовольствие, одежда и прочее имущество остались дома, куда пришли оккупанты.

В один из дней июля 1942 года жена дяди Якова Арина Григорьевна с сыном Иваном и с двоюродными братом мужа Яковом Харитоновичем пошли в село, надеясь принести в степь что-либо из продуктов, одежду… Но в прифронтовом селе хозяйничали фашисты, и наши «ходоки» были схвачены, доставлены к коменданту, а потом были выведены в кусты недалеко от комендатуры и расстреляны.

Вместе с ними были убиты в тот день еще четверо терешковцев. Но дядя Яков, находясь в степной землянке, не знал, что его близких уже нет на свете, питал надежду, что может быть их немцы прогнали из села, и они ушли куда-нибудь – в Дьяченково, Полтавку… Вот он и пошел из села в село в поисках своих родных и дошел до Дядина, где и обнаружил нас.

К этому времени немцев на передовой сменили итальянцы, которые как-то мягче относились к мирному населению и разрешали передвигаться по оккупированной территории. Дядя рассказал нам о своих мытарствах, много плакал, сожалея, что разрешил жене и сыну идти в село в лапы к немцам, подозревал, что жена и сын погибли; вместе с ним плакали бабушка и мама, плакали мы с Петром, плакали наши родичи.

На семейном совете решили, что и мы должны перебраться к своим терешковцам, и мы собрались и в тот же день ушли из Дядина. Из Дъяченково мы двигались по «американке» (это дорога, построенная американцами во времена НЭПа, связывающая Дьяченково с Монастырщиной). Выйдя на терешковскую территорию, мы увидели небольшую группу коров, пасущихся метрах в 30 от дороги, и среди них узнали нашу «Маню». Когда мама окликнула ее, она громко замычала, прибежала к нам и пошла, как привязанная, за нами. Придя в балку, мы выбрали себе подходящее место в стенке оврага, выкопали окоп, укрыли его, рядом выкопали «печку» и «зажили» на новом месте.

Но как можно жить, не имея при себе ничего, кроме принесенной мамой битой-перебитой перины? Даже воды из родника набрать не во что, не в чем сварить пищу… да и из чего варить? Надо было пытаться пройти в село, чтобы выкопать картошки, взять хоть какую-нибудь посудину для воды, для приготовления пищи, а также, если повезет, найти какую-нибудь одежду, обувку, что-нибудь для постели… В первый «поход» мы отправились вдвоем с мамой. При подходе к спуску с горы в Терешково, мы были обстреляны: стреляли наши из-за Дона, видимо, принявшие нас за итальянцев. К счастью, в нас пули не попали, но нам пришлось вернуться и искать безопасную дорогу в село. Мы сделали крюк, спустились в овраг, который вывел нас к селу рядом с кладбищем и за селом благополучно добрались до дорожки, ведущей к нашему огороду и дому.

Придя к себе домой, мы обнаружили, что дом наш наполовину разобран (итальянцы использовали древесину из разобранных домов и сараев для обшивки стен в блиндажах),но так как наш дом был очень старый и бревна в стенах его были полусгнившие, то половина стен осталась неразобранной, над комнаткой-кухней даже потолок сохранился и входная дверь в ней была на месте, были разобраны и увезены и «верхи» сараев. Но яма в сарае напротив входа в дом осталась необнаруженной, а в этой яме был закопан небольшой ящик с зерном ржи - это была удача!

Мы вскрыли эту яму, открыли ящик, взяли немного зерна, а потом ящик закрыли, присыпали землей и замаскировали, чтобы никто не обнаружил наш «клад», выкопали немножко картошки, собрали яблок, подобрали во дворе пару куфаек, старенькое одеяло (из дома все было пришельцами выброшено во двор). Передвигались мы по двору и огороду, пригнувшись, боялись, чтобы нас не обнаружили итальянцы. Когда собрали все приготовленное в одно место, оказалось, что мы все унести за один раз не в силах - пришлось собранное поделить; половину мы забрали в мешки, а остальное оставили под яблоней, прикрыв его бурьяном, в надежде забрать потом, во время следующего «похода».

Нагрузившись мешками, мы благополучно вышли за село, но когда проходили мимо улицы, на которой размещалась комендатура, нас задержал патруль из двух итальянцев. Солдаты что-то спрашивали на своем языке, ощупывали наши мешки, проверяли содержимое ведра, которое несла мама, о чем-то разговаривали между собой, спорили, но, в конце концов отпустили нас, ничего не тронув из нашей драгоценной ноши.

Мы по оврагу вышли в степь и благополучно добрались до своего убежища. Теперь мы имели возможность приготовить хоть какую-нибудь еду, принести воды из криницы, застелить постель поверх соломы и бурьяна, прикрыться чуть-чуть дырявым одеялом. В следующий поход в село я отправился на следующий день уже без мамы, с соседом Колей Шевцовым, который был двумя годами старше меня. Теперь мы пришли не по оврагу, а по дороге - «американке», которая проходила в полукилометре южнее Терешково и связывала «монастырщинскую» дорогу с терешковской нефтебазой. Рядом с этой дорогой было засеянное подсолнечником поле, и мы шли не по дороге, а по междурядью подсолнухов, считая, что мы там надежно замаскированы.

Мы благополучно добрались до своих подворий, загрузили свои котомки картошкой, яблоками, взяли с собой по чугунку и отправились «домой». Когда мы перешли через «американку» и вошли в подсолнухи, нас встретил итальянский патруль из двух солдат, вооруженных винтовками с примкнутыми штыками. Один из солдат был настроен мирно, но второй снял винтовку с плеча, направил на нас, что-то кричал (одно слово мы только поняли -«партизан»), а второй ему перечил, тоже что-то объяснял своему напарнику, потом они даже подрались между собой; в конце-концов, они нас отпустили, на первый со зла надавал нам своим кованым ботинком и заставил нас бежать бегом, но все-таки отпустил, и мы, до смерти напуганные, бежали и бежали, все, ожидая выстрелов в спину, пока не попадали в изнеможении.

Отдышавшись, мы продолжили свой путь и принесли своим драгоценные продукты и чугунки. Потом, успокоившись, мы с Колей еще несколько раз совершали «походы» в село за продуктами, но каждый раз все обходилось без приключений. Жизнь продолжалась. Взрослые терешковцы-мужчины где-то нашли трактор ХТЗ, молотилку, нашлись среди них и умельцы - тракторист и машинист молотилки, и организовали обмолот снопов пшеницы, скирда которых была сложена во время хлебоуборки еще до оккупации рядом с оврагом, в котором жили все мы.

Стараниями старосты было получено у итальянцев разрешение на обмолот хлеба, при этом половину добытого зерна забирали оккупанты. Но все-таки добытое зерно, справедливо разделенное на всех «едоков», было ощутимой помощью селянам для борьбы с голодом в грядущей зимовке. Для нас, пацанов при обмолоте хлеба тоже нашлась работа: мы оттаскивали от молотилки солому. Которую скирдовали наши мамы; волокушу при этом таскали коровы, запряженные в ярмо. Не занятые при обмолоте взрослые мужчины и женщины занимались подготовкой к зиме: в Каменной балке, готовились блиндажи, на несколько семей каждый; при строительстве использовались дубы и осины, росшие по откосам балки. Эта балка была выбрана для зимовки еще и потому, что там был колодец с хорошей питьевой водой.

Яр Каменный к югу от села Терешково на карте Генштаба Красной Армии.

Одновременно со строительством блиндажей взрослые готовили корма для зимовки животных, устраивали навесы и загородки для размещения их. Когда блиндажи были подготовлены, а это было уже поздно осенью, все мы перебрались в Каменную балку. В нашем блиндаже разместились четыре семьи, для каждой был отгорожен свой уголок. Рядом с блиндажом разместились навес с загородками, вместивший в числе других и нашу Маню, стог сена с соломой для кормления буренок. Рядом с Каменной балкой было большое, засеянное ячменем. Во время бомбежки посевы сгорели, но обгорелое зерно в колосках годилось для употребления в пищу, поэтому все, кто мог двигаться. В том числе и мы, пацаны, были заняты сбором колосков. Для размельчения зерен использовались различные ступки, такие как гильзы от снарядов, а в одном из семейств, наших соседей по блиндажам, нашлась и вывезенная из села примитивная мельница. Из которой выходила смесь крупы с мукой, годной даже для выпечки хлеба, лепешек.

Пришла зима. Выпавший снег укрыл землю, сбор колосков прекратился. Зима, холод усложнили нам и без того нелегкую жизнь. Небольшие печурки в наших «квартирах» еле-еле поддерживали плюсовую температуру, мы постоянно дрожали от холода, согревались, тесно прижавшись друг к другу. Лежа на сколоченном из жердей топчане с соломенной постелью, укрывшись дырявым одеялом. А тут еще постоянно хотелось кушать… Но надо было выходить из «хаты», так как скотинка требовала ухода, коров надо было кормить. Поить, убирать навоз и т.д.

До смерти не забуду, как мы водили коров на водопой к колодцу, расположенному в низине балки метрах в четырехстах от нашего зимовья. Ноябрьский мороз под 30 градусов, ветер через полотняные штанишки обжигали ноги, ступни ног замерзали в рваных ботинках, руки коченели в тоненьких самодельных рукавичках, куфайка не могла согреть тело, хотелось, но было нельзя и негде спрятаться от дух захватывающего холода… А из колодца надо доставать ведром воду, наливать ее в каменное корыто…Напившись, коровы рысью бежали домой и мы за ними следом. Наш степной поселок часто навещали группами немцы и мядьяры. Это были артиллеристы дальнобойной батареи, расположенной в развилке, где сходились два оврага в один, идущий с терешковских полей в Дьяченково, они обслуживали орудия со стволами д.200мм и длиной метров по 8 - 10, снаряды которых доставали за Доном Бычок, Петропавловку… «Гости» требовали и забирали у нас молоко, искали партизан, грозились расстрелами в случае обнаружения их в селе.

А партизаны в самом деле приходили в наш поселок. Михаил Иванович Гениевский, наш односельчанин, несколько раз приходил из-за Дона к своим землякам, рассказывал о положении на фронте, о разгроме немцев под Москвой, о сражениях в Воронеже, о скором и неминуемом изгнании захватчиков и нашем освобождении. Эти рассказы укрепляли веру терешковцев в нашу победу, надежду на скорое возвращение к родным очагам. В декабре вера селян в скорое избавление то оккупантов укрепилась, т.к. даже в нашу заснеженную балку стал доноситься гул от разрывов снарядов, а по дороге, ведущей из Богучара и Дьяченково в сторону Чертково, Миллерово, т.е. на Запад, все чаще стали двигаться какие-то машины, повозки, потом сначала небольшие группы, а вскоре и колонны отступающих завоевателей.

Наконец настало 19 декабря 1942г. Всю ночь под этот день и утром до нас доносилась канонада - это «Катюши» громили врага, освобождая богучарщину от полугодового порабощения фашистами. С наступившим днем в наш поселок пришли наши - взвод или, может быть, рота молодых солдат-сибиряков 22-го-23-го года рождения. Все терешковцы, от мала до велика, высыпали «на улицу», радостно встречая своих освободителей. Сибиряки сразу же арестовали старосту - молодого мужчину, дезертировавшего с военного завода в Луганске и скрывавшегося в Терешково в погребе у родственников до прихода немцев, а потом назначенного оккупантами старостой взамен старика, который помог односельчанам хоть в какой-то степени обеспечить себя зерном. Когда солдаты вели арестованного по поселку, на дороге, ведущей от немецкой артбатареи к Каменной балке, показалась группа человек из 20 вооруженных немцев и мадьяр, направлявшихся к нашему зимовью. Зачем они шли? Взрослые говорили потом, что эта банда направлялась в наш поселок, чтобы уничтожить всех нас…

Сибиряки, оставив с арестованным старостой одного воина, бросились навстречу банде, стреляя из автоматов. Офицер-эсэсовец, ведущий банду к селу, видя безвыходность своего положения, подорвал себя гранатой, с ним погибли и несколько рядовых солдат, остальные побросали свои винтовки, автоматы и подняли руки, их потом отправили под конвоем в Дьяченково… Сибиряки же вернулись в поселок и вместе с терешковцами стали праздновать наше освобождение от оккупантов. А по дороге на Дьяченково потянулись колонны плененных итальянцев, мадьяр…

Теперь настала пора возвращаться к родным пепелищам: в селе, насчитывающем почти две с половиной сотни дворов, целыми, годными для жилья, остались не больше десятка домов, остальные были разрушены бомбами и снарядами, а «Цыганок» весь был сожжен то ли пришельцами, то ли нашими зажигательными пулями и снарядами из-за Дона. Дом дяди Якова остался цел, так как в нем во время оккупации жил какой-то итальянский чин; в доме дяди Гавриила был снят «верх», а стены с потолком сохранились, печь тоже осталась целой, разрушена была дымовая труба. После «разведки», проведенной дядями, решено было перебираться всей родней в дом дяди Якова, а потом, подготовив под жилье разрушенные жилища, расселиться каждой семье по своим подворьям...

Продолжение следует...

Воспоминания о войне. Часть 1.

Нарожный Егор Петрович вспоминает.

«С чего начать наш разговор? Наверное, начинать надо с начала начал. Родился я в апреле 1931 года - шел 14-й год Великой Октябрьской Социалистической революции. Родители мои: отец Петр Архипович и мать Пелагея Марковна - оба 1907 года рождения… Наступил 1941-й год. В этом году я закончил 3-й класс. Во время каникул я часто бывал с отцом на ферме. А когда коров вывели на летние пастбища в поле, приходилось пасти их и ночью, что мне очень нравилось.

Все, вроде бы, складывалось хорошо, но старшие - наши отцы и матери становились все озабоченнее, угрюмее, все чаще в разговорах старших упоминалось тревожное слово «война». И война пришла. 22 июня немцы без объявления войны начали бомбить наши города и села, их танковые полчища начали давить гусеницами все живое на нашей земле, все растущее на ней. Но до моего сознания совершившееся дошло позже, через неделю.

В этот день 29 июня родители, взяв в колхозе одноконную подводу, поехали рано утром на базар в Богучар. А в 8 часов утром к нам домой принесли из сельсовета повестку на имя Нарожного Петра Архиповича, 1907 года рождения, обязывающую его явиться в военкомат как мобилизованного в ряды Красной Армии, уже сражавшейся с напавшими на нашу родину фашистами. Вот только теперь, когда в наш дом пришли все наши родственники, соседи, когда раздались в доме плач и причитания, до моего сознания дошло, что случилось что-то страшное, что началась ВОЙНА!

Повестки о призыве в тот день получили 18 терешковцев, папиных сверстников, поэтому и по всему селу раздавались плач, крики, во всех дворах мобилизованных готовились к проводам, причем проводам спешным, т.к. отправка назначена была в тот же день после обеда. Пришедшие к нам в дом дяди и их жены стали готовить все к проводам, а мы с братишкой Петей (он моложе меня на 4 года) пошли пешком по дороге, ведущей в Богучар, чтобы сказать родителям о том, что папу зовут на войну. Встретили мы родителей на полпути на лугу. Они уже знали о призыве и поэтому покинули базар, ничего не купив. Мама плакала, а отец успокаивал и ее, и нас, бодрился, говорил, что вот поедет на войну, поможет Красной Армии разбить фашистов, и с победой вернется домой.

Дома уже все готово было: накрыт стол, все родственники собрались. Старшие братья отца - Яков Архипович, 1891 года рождения и Гавриил Архипович, 1896г. - за столом, как более опытные, давали отцу наставления, уговаривали нашу мать и свою маму - нашу бабушку, жившую в нашей семье, не плакать, терпеливо ждать солдата с войны домой, обещали нашему отцу, что они не оставят в беде нашу семью, будут всемерно помогать. Дядя Гавриил, бывший красный партизан, прошедший всю гражданскую войну, давал отцу наставления, как вести себя в боях с врагом, чтобы и противника одолеть, и самому целым и невредимым выйти из боя.

Бабушка и мама собирали папин вещмешок, постоянно плакали. Мы с Петей и Любой, глядя на старших, тоже плакали. Отец то и дело обнимал нас, а Любу с рук не спускал и тоже был в слезах. На всю жизнь мне запомнились эти проводы: небритое, колючее папино лицо, его заплаканные глаза, мамин и бабушкин плач, плач теток и наших старших двоюродных сестер, всеобщая скорбь и суматоха. Но вот папино лицо, как ни стараюсь, вспомнить не могу, и ни одной фотографии отца в доме не сохранилось: то ли их вообще не было, то ли они пропали во время фашистской оккупации…

Но время неумолимо приближало момент расставания - и вот уже возле нашего дома остановилась подвода, на которой призванных на войну везли к с/совету, а вслед за нею шли те, кому Родина поручала свою защиту от врага, толпой шли их жены, матери, дети, раздавались плач, причитания. Картина не из веселых, никак не способствующая тому, чтобы запеть или пуститься в пляску, как показывают в некоторых кинокартинах.

Вышли и присоединились к провожающим и наши родители, и все родственники, проводили воинов за околицу. Дальше отец не разрешил нам идти, и мы долго-долго стояли на дороге за селом, махали руками вслед ушедшим. А потом вернулись в опустевший дом.

Долго-долго все наши родичи обсуждали с бабушкой и мамой как нам теперь жить, как держаться, как поддерживать друг друга, звучали наказы нам, детям, слушаться маму и бабушку, помогать им по хозяйству, не обижать младших. Вот теперь только, когда отец ушел из дома, ушел на войну и было неизвестно, вернется ли он, только теперь дошло до моего детского сознания, что действительно началась война, совершилось что-то страшное, непоправимое. И, наверное, в эти часы и закончилось детство, хотя и было мне всего десять лет.

Теперь надо было не только готовиться к занятиям в школе, а и выполнять домашние мужские дела - теперь я был старшим мужчиной в доме и на меня возлагалась ответственность за состояние домашнего хозяйства, за его благополучие, обустроенность, за то, чтобы младшие братик и сестренка не были обижены какими-нибудь драчунами, чтобы они не забрели куда-либо, не заблудились, не пошли без надзора к Дону, не утонули там и т.д.

Непомерная, неподъемная ноша легла на мамины плечи: надо было готовиться к будущей зиме, готовить топливо для обогрева дома, готовить корма для коровы и пары овец, готовить одежку и обувку для детей на зиму, заботиться о том, чтобы было чем зимой кормить – поить семейство (трое детей и престарелая полуслепая свекровь), каждый день с утра до позднего вечера без выходных работать на колхозных работах… и …ждать, постоянно ждать весточки от ушедшего на войну солдата.

Ожидание писем стало и для нас, детей, основной заботой: к тому времени, когда должен был появиться почтальон, мы всегда сидели в ожидании на скамеечке у дома. И не было радостнее события, когда почтальонша приносила долгожданный треугольник солдатского письма. Этот треугольничек, как самая большая драгоценность прятался за пазуху и бдительно хранился там до прихода мамы с работы. По прибытии мамы, уже вечером, при свете семилинейной керосиновой лампы я, как единственный в семье «грамотей» (мама на занятиях в «ликбезе» с трудом научилась расписываться) начинал чтение отцовской весточки, а все остальные внимательно слушали.

Отец писал, что прибыл в часть, получил обмундирование. Учится военному делу, учеба трудная, скучает очень, спрашивает, как мы тут живем без него, передает приветы братьям и их семьям, соседям, наказывает нам, детям, слушаться маму и бабушку, помогать им, заботиться друг о друге, особенно о маленькой Любе; особые наказы мне, старшему «мужику» в доме: во всем помогать маме по хозяйству, заботиться о младших братике и сестренке и о старенькой бабушке. И я, как мог, старался следовать наказам отца: заготавливал траву на вечер для коровы, встречал ее и провожал домой из стада, готовил дрова и кизяки для печки и т.д.

А война делала свое черное дело: к осени через село начали двигаться беженцы с западных областей Украины. Их рассказы о брошенных домах, селах, городах, о жутких бомбежках будоражили, вселяли ужас, безнадежность, убивали надежду на скорое окончание войны, на возвращение домой ушедших на войну солдат. В село стали приходить страшные «казенные» конверты с похоронками, то в одной части села, то в другой с их приходом раздавались душераздирающие крики, плач, стенания осиротевших детей, вдов, матерей погибших воинов. Тревога ни на минуту не покидала семьи тех, кого еще не посетила страшная весть. Неумолимо приближалась зима, а с нею и заботы: как одеть-обуть детей, где взять топливо для обогрева дома, как заготовить корм для коровы-кормилицы.

Мама брала меня с собой и мы с нею – она косила., а я подгребал и стаскивал в валки - заготавливали мышей, отросший после уборки хлебов на полях - это был хоть какой-то корм для коровы. Там же после уборки хлебов почему-то выросло много кустов перекати-поля - его мы собирали как топливо для печки. Это растение похоже на большущего, до полуметра высотой, свернувшегося ежика, такого же неприступно колючего. А его ведь надо было брать голыми руками и переносить в одну кучу, чтобы потом, когда мама выпросит у колхозного бригадира арбу и приедет на поле, погрузить эту кучу в арбу, отвезти домой, выгрузить… Адская, скажу я вам, работа: исколотые руки, колючки за шиворотом, под рубахой… Но зато как жарко горят эти колючки в печке! Лето заканчивалось, приходила пора идти в школу: надо обуться, одеться, купить ручку, перья, карандаши, чернила, тетради (учебники нам выдавали в школе) - для мамы это опять головная боль, т.к. для покупок требовались денежки, а где их было взять! Одна надежда на корову-кормилицу, но молочко требовалось в первую очередь сдать государству - до 800 л. в год, а потом уже из оставшегося приготовить масло, отнести его в город на базар и выручить требуемые рубли-копейки для всего необходимого.

Поэтому в школе ребята выглядели совсем не так, как сегодняшние школьники: редко на ком было пальтишко, большинство одеты были в куфаечки, обуты в латаные ботинки. Как и раньше, в 4-м классе учился я отлично. Александра Ивановна Шубина, моя учительница, ценила меня, часто приглашала к себе домой (она жила в маленькой квартире при школе), угощала своими кушаньями. Особенно запомнились ее пирожки с картошкой: до сей поры мне кажется, что вкуснее тех пирожков я не встречал ни дома, ни в различных предприятиях общепита. И только потом, уже во взрослой жизни, я понял, что эти угощения моей любимой учительницы были поддержкой моей матери в ее борьбе с нуждой.

Пришла зима. Такой зимы я на своем веку больше не видел: наш дом был так засыпан снегом, что мы с санками залезали по сугробу до самой дымовой трубы и оттуда спускались, как с горы, на улицу. Шел 1942-й год. Война ни на минуту не давала передышки: почти каждый день в нашем доме на ночевку останавливались беженцы, а потом и солдаты отступавшей Красной Армии, набивалось столько народу, что ногой ступить было некуда. Мы, детвора, забивались к бабушке на печку и оттуда наблюдали за всем, что творилось в доме.

Трудная зима не прошла даром: в конце зимы мы, детвора, все трое заболели, и мама была вынуждена отвезти нас в Богучарскую больницу. В больнице у нашей Любы приключилось воспаление легких, ее перевели в отдельную палату, и она там умерла, но нам с Петей мама твердила, что с Любой все хорошо, но к ней врачи не пускают. И только спустя неделю, когда мы с Петей выздоровели, и мама приехала за нами, мы узнали, Любы больше нет. Это было потрясением для нас. Но чего стоило это событие маме! Ведь, посещая нас в больнице, она и виду не подавала, успокаивала нас, говорила, что Люба поправляется, скоро ее отпустят домой… Отпустили!

Многоснежная зима вызвала и небывалый паводок весной: целая улица «Цыганок» была затоплена, вода, залив овраг, дошла до его вершины, т.е. до места, где теперь расположен медпункт. Почти все жители затопленной улицы вынуждены были покинуть свои жилища и переместиться к родственникам, или просто к добрым людям, на «сухие» улицы села. Переехали и к нам наши родственники - семья маминого брата со своим скарбом и животными. Семья увеличилась - теперь в нашей не очень-то просторной хате размещалось 8 человек. Но … в тесноте - не в обиде: нужда и война как-то сблизили людей, горе делилось на всех поровну.

Летом усилился поток беженцев и отступавших военных. Узенький наплавной мостик через Дон не вмещал всех желающих попасть на левый берег, и солдаты использовали все, на чем можно было переправиться: лодки, челны, просто бревна, доски, ворота и калитки, снимаемые во дворах терешковцев. Особенно усилилась паника, когда начали летать немецкие самолеты - сначала разведчики, а потом и бомбардировщики. Мы, пацаны, собирались стайками и наблюдали за страшной каруселью над переправой в Галиевке: навстречу вражеским самолетам вылетали один-два наших истребителя, пытавшихся защитить беженцев и военных, но куда там - немецких самолетов было много, они прорывались к переправе, сбрасывали бомбы и звуки разрывов доносились даже до нас в Терешково. Потом немцы стали налетать и на нашу терешковскую переправу: бомбы падали в Дон и фонтаны от разрывов их поднимались выше нашей церкви и, наверное, под эти разрывы попадали и те, кто пытался переправиться через Дон. Вокруг села паслись лошади, коровы, овцы, брошенные беженцами, и немецкие летчики, наверное, приняв животных за наших солдат, сбрасывали бомбы туда, и животные гибли под взрывами. Потом налеты начались и по ночам. В одну из таких ночей погиб дедушка Зубков Савелий: крест на его могиле и поныне стоит метрах в 15 за ларьком Сошнева.

Село Терешково. Церковь Вознесения Господня. Июль 1942 г. Источник: https://sobory.ru

В ту же ночь от разрыва бомбы сгорела хата Цыбулиных - это в трехстах метрах от нашей хаты. Страшные, разрывающие барабанные перепонки звуки разрывов бомб, их ужасающий вой перед взрывом вселяли такой страх, что казалось душа, расстается с телом. Не знаю как другие, но я так боялся этих ночных налетов, что мама, накрыв меня одеялом, одеждой, укрывала меня своим телом и не могла удержать - так я дергался, рвался, будто можно было куда-то убежать, спрятаться от этого ада. Много-много лет прошло с тех пор, но кошмары тех ночей снятся и сегодня. Спасаясь от бомбежек, мама вырыла в гущине тернового куста на огороде ямку, способную вместить нас четверых, кое-как укрыла ее, и мы там «спасались» от налетов.

Продолжение следует...