Воспоминания строителя узкоколейки.Часть 2.
"... Что делалось внутри лагеря? Ввиду голода – было воровство, убивание друг друга и т.д. и т.п.
Однажды при построении на отправку в другой лагерь я потерял своего друга бывшего помкомвзвода сержанта Голубова[1]. Здесь мы с Селеверстовым совсем поникли, потому что Голубов попадается третий раз к немцам, и он прошёл и знал кой чего. А мы первый раз и всё боялись. Теперь надо действовать самим. В одно время мы решили не поспать ночь, а стремиться попасть или на работу или совсем в отправку в другой лагерь. Утром, хотя я и был 101-ым, но, всё же решился или погибнуть, или куда-нибудь попасть, но только из этого лагеря вырваться. Саша побоялся перебежать в эту сотню, потому что здесь ходил немец с кинжалом в руках, пыряя каждому, кто только отклонялся от строя в сторону на 1 метр, да притом ещё на привязи водил собаку, которая по приказу фрица, бросается на человека, валяет с ног и грызёт до смерти.
Лагерь военнопленных "Миллеровская яма". Источник: http://southklad.ru/
Хоть я был и 101-ым, но как-то мне сошло благополучно. Попал я не в отправку, а на работу. Работали при аэродроме, день прошел хорошо. Даже в лагерь я принес с собой хлеба. И так вернувшись в лагерь, я стал разыскивать Сашу. Но найти не мог... ... Иду выбирать себе логово, где можно будет переспать. Остался я совершенно один. Думки у меня пошли глубокие и все о доме, о своих - папе, маме и бабушке. Спрашивается, полегчает ли от этого или нет, но я не мог никак, ни на одну секунду забыть о них, всё время стоят в голове. А ночью снится, как мама с бабушкой готовят кушать, приглашают завтракать и т.д. и т.п. Обо всем описать я не могу. На другой день иду снова «покупать» кушать. Подошёл к одному. Я не обращал взглядом на него, больше всего на кашу, сваренную из горелого зерна, стал спрашивать цену и попросил у него покушать. Когда взглянул в лицо, то узнал, что это земляк, но точно ещё не могу определить. Стал спрашивать, вернее говорю ему:
- Вы не с Сталинградской области?
- Да! – отвечает он.
- Городищенского района?
- Да!
- С Вертячего?
- Да!
- Не Иванов[2] ли Вы? – спрашиваю его.
Он сразу глаза вставил и смотрит на меня, не зная, что делать, и не может узнать. Тогда я ему говорю свою фамилию и инициалы. Узнали друг друга, он приглашает меня на своё местечко, кусочек земли, где стал он на эту ночь. По дороге он мне рассказал, что он здесь не один, а с Крымцевым Фёдором Ивановичем[3]. Приходим на место. Я здороваюсь с Ф.И., он смотрит и не узнаёт. Тогда мы сели и сидим, разговариваем по мелочам. Иванов приглашает меня кушать, а Ф.И. смотрит и думает: нам самим кушать нечего, а он еще приглашает какого-то. Тогда В.И. объяснил ему, кто такой я. Он бросился ко мне, поцеловались, и он заплакал, потому что его сын в моих годах, и ему жалко сделалось. Вот так я нашёл ещё двух земляков. Пожили мы вместе дней 7 и снова разбились. Ф.И. у нас совсем заболел. Мы ходили на работу, и вот в один день нас отсчитали и повели не на работу, а на отправку в лагерь соседний. Ф.И. остался в Миллерово один.
Посадили нас в эшелон и повезли. Долго мы думали о Ф.И., но что могли сделать и жалко, а вернуться обратно нельзя. Нас привезли на ст. Кантемировка. И там был лагерь такой же, только народу меньше и кушать давали побольше. А что давали? Дохлые лошади привозились в лагерь, где заставляли обдирать и варить в общем котле, а совместно с водой варили сою. И здесь палочная дисциплина.
Лагерь военнопленных в Кантемировке. Лето 1942г.
Источник: РГАКФД, Оп. 2, № 36, сн. 2
Не обидно было, когда бьет немец, но когда наш брат проберется в полицаи, на кухню поваром или дровопалом, и начинает кричать, бить, это значит, выслуживает себе чин. Кто они такие? Украинцы, грузины, узбеки, татары и др. национальности. Были и русские, но сколько я прошел лагерей, встречались очень мало. Жизнь протекала так же, как и в Миллеровском лагере. В этом лагере нас стали заедать вши. Вывести их было нельзя, потому что, выше указанные полицаи, получили приказ от немецкого командования запрещать всем военнопленным уничтожать этих паразитов. Если заметит полицай военнопленного во время уничтожения вшей, то избивали палками до полусмерти, после не оказывали никакой помощи. Вот однажды стали отбирать 100 человек в отправку, неизвестно куда, где попали и мы с В.И., а как попали? Очень просто. Получили ударов по 10 от полицая и попали.
1 сентября 1942 г. весь день шел дождь, и этот день нас вели уже итальянцы. К вечеру мы пришли на место, где и узнали, что будем находиться у итальянцев. Этот день я пострадал, потому что в одной гимнастерке, да и та уже вся в дырах, а шинель проел за полбуханки хлеба, одному Ивану-шоферу, который изменил Родине и пошел служить в немецкую армию.
Во время нашего движения, 30 км, мы могли подбить, что и покушать, и на одном отдыхе нам итальянцы дали кушать, по 400 гр. хлеба и по 100 гр. сыра. На этом отдыхе жители несли нам, что могли – и покушать и одеться, а итальянцы даже благодарили жителей, в тот день я получил пиджачок.
Настала жизнь у итальянцев. Спали мы в свинарнике, правда там было чисто и делали дезинфекцию. Кормили нас хорошо. Кушали солдатский итальянский паёк, правда немного меньше, но и этим мы были довольны. Комендант лагеря приказал всем полицаям не трогать на одного военнопленного, даже запрещал и пальцем ударить. Ходили на работу в поле убирать хлеб, где давали молоко, не считая пайка. Пойдёшь работать на дорогу - там всегда конвоиры- итальянские солдаты, наказывали жителям, что бы несли нам кушать, что может, даже иной раз сам пойдёт по хатам и говорит: «Матка, давай комарадам мончарэ[4]».
Русские пленные возвращаются с работы, район п.Кантемировка Воронежской области. Фото итальянского солдата Карло Манфрини (Carlo Manfrini). Источник:
Немцев итальянцы очень боялись, если придет немец в село, где находятся итальянцы, то сейчас же их выселял и запрещал брать вроде жиров что-то у жителей, а сам творил что хотел. Такая жизнь продолжалась у меня с В.И. до 15 сентября 1942г.
В лагере было всего 450 человек. 15 сентября нас 100 человек построили, посадили на машины и отвезли обратно в Кантемировку, где жизнь началась опять немецкая - палочная. До 22 сентября я проработал на конюшне у немцев, там тоже неплохо жили, но не сравнить с итальянской жизнью. 27 сентября весь лагерь стали куда-то перегонять по железной дороге и вот мы стали сгружаться на одной станции, где я от власовца получил 4 розги винтовочным шомполом, кто бы знал, как это надо всё переживать, да притом никому не скажи, а скажешь - голову снесут..."
[1] Предположительно, Голубев Василий Павлович, 1921г.р., уроженец Орджоникидзевского (ныне Ставропольского) края, однополчанин автора дневника. Служил в 1105 артполку РГК 62-й армии, согласно донесению штаба 62-й армии пропал без вести 07.08.1942г. (ЦАМО РФ, Фонд 58, Опись 818883, Дело 1735).
[2] Предположительно Иванов Василий Иванович, 1901г.р., уроженец х.Вертячий Сталинградской области, земляк автора дневника. Погиб в плену 10.12.1944г. в г.Луккенвальде Германия (ЦАМО РФ, Фонд 58, Опись 977529, Дело 25).
[3] Крымцев Фёдор Иванович, 1903 г.р., красноармеец, уроженец х.Вертячий Сталинградской области, землякавтора дневника.Согласно Книги Памяти Волгоградской области считается пропавшим без вести в марте 1943г.
[4] da mangiare (итал.) – кушать.
https://ok.ru/video/21462780660
Фотографии, сделанные в районе Кантемировки итальянским солдатом в 1942г.:
riowang.blogspot.com/2011/02/pictures-from-box.html
Итальянец с двумя советскими военнопленными
О кратковременном пребывании в Кантемировском лагере вспоминает Наум Абрамович Фишман, уроженец г.Симферополя:
"… Печальные события весны 1942 г., приведшие к тяжелому поражению войск Юго-Западного фронта, осуществлявших совместно с войсками других фронтов наступление на Харьковском направлении, и последовавшее за этим летнее наступление немцев ускорили отправку на фронт подразделений формировавшегося 14-го танкового корпуса, который вступил в тяжелые бои с немецкими войсками, наступавшими по направлению на Сталинград. Наши войска отступали, попадали в окружение и несли большие потери. Я помню хаос, страшную неразбериху на дорогах войны. Навстречу войскам, двигавшимся к фронту, к местам боев, шел огромный поток отступавших под натиском врага частей. Дороги были забиты отступающими войсками, угонявшимся скотом, беженцами, разбитой и сгоревшей техникой. Над всей этой двигавшейся навстречу друг другу массой войск висела немецкая авиация, беспрерывно бомбившая и расстреливающая из пулеметов все, что двигалось по дорогам.
…Большое количество танков нашего корпуса скопилось в роще у подножия холма. Из-за отсутствия топлива они остановились и вели стрельбу с места, сделавшись легкой мишенью для немецкой авиации. Та же участь постигла и автомобили-тягачи нашего артдивизиона, оставшегося без топлива. Цистерны с горючим застряли где-то на тыловых железнодорожных станциях, которые также подвергались бомбежкам.
Вдоль дорог горели машины, лежали убитые, погибший скот. У бригады не было тыла, она оказалась в плотном кольце окружения, без топлива и без боеприпасов. Командир дивизиона приказал вывести из строя орудия и группами выходить из окружения в направлении переправы через реку Дон в районе Богучар.
Я выходил из окружения с командиром огневого взвода Сергеем Ивановым. Днем мы скрывались в поле, во ржи, а ночью двигались в сторону Дона, пересекая дороги. На одном из перекрестков дорог еще во время движения к фронту дивизион попал под бомбежку, и я был контужен и легко ранен. Жаркие дни под палящим солнцем во ржи без воды и пищи лишили нас с Сергеем последних сил. Кружилась голова, и я шел, еле переставляя ноги. Немцы освещали дороги и местность вдоль них ракетами.
На третий день утром мы вышли к деревне. Было тихо, немцев видно не было. Мы зашли в крайнюю хату. В хате оказалась женщина и трое детей. Мы попросили воды и еды. Женщина сказала: «Посидите, я схожу в погреб за молоком».
Через несколько минут она вернулась… с двумя автоматчиками. Немцы отвели нас в ближайший сборный лагерь военнопленных и гражданских лиц. Это был огороженный колючей проволокой участок земли, куда конвоировали всех, кого задержали армейские части. Здесь не давали никакой пищи, не оказывали никакой помощи раненым. Немцы составляли команды отдельно из командиров, отдельно из солдат и младших командиров и отдельно из гражданских лиц и, под конвоем, отправляли в пересыльные лагеря.
Через сутки и нас в команде командиров отправили в пересыльный лагерь в поселке Мешково (станица Мешковская Ростовской области — С.Э.). Этот лагерь также представлял огороженный колючей проволокой участок земли, на котором вповалку сидели и лежали военнопленные. За двое суток один раз нам выдали сырую брюкву. Военнопленные медицинские работники пытались оказывать раненым помощь, используя для перевязки имевшиеся у самих раненых средства — бинты, белье, которое рвали на бинты. Никаких перевязочных средств немцы не давали.
Из этого лагеря нашу команду командиров отправили в Кантемировку. Переход пешком в этот лагерь был очень тяжелым. Шли, еле переставляя ноги под палящим солнцем, мучила жажда. Охрана подгоняла прикладами. Упавших оставляли на дороге, а охранники, шедшие в конце колонны, пристреливали упавших и отстающих. За время пути колонна значительно поредела. Пожилые, раненые и совсем ослабевшие так и остались лежать вдоль дороги.
В Кантемировке находился большой пересыльный лагерь, в котором охранную и административную службу несло не армейское подразделение, а специальное подразделение СД. Лагерь был обнесен двумя рядами колючей проволоки и частично каменной стеной. Он был расположен, видимо, на бывшем ранее колхозном хозяйственном дворе с постройками и прилегающим колхозным полем. Огромное количество военнопленных лежали и сидели на земле, огороженные лишь забором из колючей проволоки.
Потом были еще подобные пересыльные лагеря — в Волчанске, в Кременчуге, во Владимир-Волынске. Но моя судьба могла решиться еще здесь, в Кантемировке. Нас, новоприбывших, сразу же построили в две шеренги и оставили молча стоять под палящим солнцем в ожидании лагерного начальства под надзором полицейских и переводчика (видимо, из бывших военнопленных 1941 г., перешедших служить к немцам). Стояли мы очень долго. За это время несколько человек упали, потеряв сознание от жары, жажды, ран и слабости. Их отнесли в сторону и уложили на землю под палящим солнцем. Появилось лагерное начальство — офицер, фельдфебель и два солдата-автоматчика. Последовала команда: «Комиссары, евреи, выйти из строя!» Несколько человек вышло. Команду повторили, но никто больше из строя не выходил. Я стоял, оцепенев, не понимая реальности происходящего. Сергей шепнул мне: «Стой». Офицер и сопровождающий его фельдфебель медленно шли вдоль строя, останавливаясь, внимательно вглядываясь в глаза и лица стоящих в строю. Офицер поднимал хлыст, упирал в грудь очередного военнопленного и говорил: «Ты». Это значило: выйти из строя.
Не забыть тех секунд, когда офицер остановился напротив меня, посмотрел в глаза и пошел дальше. Смерть моя прошла мимо. Через несколько шагов он ткнул в кого-то хлыстом. Таким образом он извлек из строя человек 15–20, руководствуясь единственно своей властью и интуицией. Их построили перед строем в шеренгу и приказали поднять лежащих на земле и идти к воротам. Там всех загрузили в грузовик, который, в сопровождении охраны, выехал за ворота. Через несколько минут мы, оставшиеся в строю, услышали раздавшиеся за каменным забором автоматные очереди. Всех, кто был в грузовике, расстреляли.
Процедуру выявления евреев и комиссаров подобным образом я прошел и в Волчанске и в Кременчуге. И при каждой проверке из строя извлекали какое-то количество пленных евреев и политработников, — их уводили и расстреливали. К счастью, немцы ни разу не заставляли раздеваться, — видимо, это усложнило бы дело, так как при раздевании можно было бы опознать только евреев: а как быть с комиссарами? Они использовали более простой способ — ткнул в грудь стеком подозреваемого и собрал без хлопот группу для уничтожения.
В Кантемировском лагере я пробыл дней десять. Здесь я впервые прошел регистрацию, назвавшись Михаилом Васильевым. Это имя и фамилию мы придумали с Сергеем, оказавшись в первом сборном лагере. После первой проверки страх разоблачения не проходил. Я все время рисковал встретить кого-нибудь, знавшего или меня, или мою настоящую фамилию. Этот страх сопровождал меня и во всех последующих лагерях.
В Кантемировке неожиданно разошлись наши пути с Сергеем. В лагерь ежедневно прибывали новые команды военнопленных и также ежедневно формировались и отправлялись команды в другие лагеря. Сергея включили в одну из таких команд и отправили по этапу. Я так и не смог узнать о его дальнейшей судьбе.
В лагере было много истощенных и до крайности слабых людей. Пищу давали один раз в день. Это была баланда из брюквы и гнилой картошки. За малейшие провинности полицаи и охрана избивали до потери сознания. От голода, ран и побоев люди умирали ежедневно и чуть ли не ежечасно...".
Источник: jhist.org/shoa/russia/polian_18.htm
Фишман представился при регистрации Васильевым.
obd-memorial.ru/html/info.htm?id=272047378