Вы можете допустить такое? А? Я бы на месте итальянцев так и сделал: выдвинул пулемет на вершину холма и прострочил бы по машине! И всех бы прикончил… И ждал бы, когда появятся новые.

Нехорошие предчувствия не позволили молчать. Предупредительно выкрикнул громко, резко, тоном приказа:

- А ну, братва! Кончай барахолить! Ложись у машины!

В окошко выглянуло круглое, улыбающееся лицо пехотинца:

- Поди-ка сюда! – позвал он.

Я не разделяю их веселости. Душу будоражит предчувствие. Снова ору и матюгаюсь:

- Кончай! А ну, выходи! ….!

Н-е-е-т! Мои спутники забыли про все на свете, роются в фургоне.

А вообще-то, и мне самому нужно кое-что. Очень нужно. Меня интересует ложка! Моя сломалась, остался лишь черпачок, а черенокв месте соединения отломился. Ложка была тонкая, штампованная, ее еще из дома взял в прошлом году. А без ложки мы, бойцы, как без оружия, не бойцы, не солдаты!

Ее, ложку, даже окрестили – «ротный миномет», и носим мы ее, засунув черенком за обмотку. Она, так сказать, всегда готова к «бою». Тут ее и не потеряешь – из кармана может выпасть, и быстро можно достать.

Оглядываю вещи, разбросанные на снегу, перетряхиваю штыком – передвигаюсь сам на корточках, чтобы не быть заметным. И…! О! Вот чудо! Прополз поближе к заднему колесу – и … вот она! Ложка! Как будто специально меня ждала! Ах, моя драгоценная! Забираем! Великолепная ложка, очаровательная ложка! Прочная, литая из алюминия и очень красивая по форме. Все, я теперь «вооружен» - засунул ложку за обмотку. Мне больше ничего не надо!

Последние ковыляющие солдаты уже скрылись за гребнем холма, а мои попутчики все сидят в фургоне, роются в барахле. Из раскрытой двери вылетает ненужное им. Эх, чудаки! Чего они ищут? Чего им надо?

Томит нехорошее чувство, лежу около переднего колеса, просматриваю местность. Силой себя удерживаю на месте, хочется вскочить, подойти к раскрытой двери фургона, и, жестко приказывая, угрожая пистолетом, заставить бойцов покинуть фургон. Но ведь, ни черта не послушаются!

В окошках появляются то шапка бронебойщика, то каска пехотинца. Вот народ какой! А? Видите? Они забыли, где они! Как на базаре! Увлеклись тряпьем, трофеями… Разве так можно? Сейчас ведь ка-а-ак хлестанет из пулемета с холма, и … и прикончит ребят. Снова возвращаюсь, ору, матюгаюсь, приказываю:

- Кончай! Бегом к оврагу! А ну! …!

В окошке показался круглолицый пехотинец:

- Хто ты есть-то, а? Командёр? А? Пошел к …!

Ну, что мне делать? Бойцы совсем забыли про войну! Забыли, где они! Забыли об обстановке… А она, она очень ведь подозрительна своей тишиной! Опасения тревожат. Ведь наши все не появляются.

Помкомвзвод из десантников, когда летом я начал у них службу, нас предупреждал, что надо быть внимательным, очень внимательным к обстановке на поле боя, ни на что не отвлекаться: «ни барахлом, ни жратвой, ни бабами!» Надо все, все видеть, надо все кругом слышать, чувствовать все запахи – «вглядываться, вслушиваться, внюхиваться – и действовать быстро, дерзко, моментально, не чесаться!»

В его речи постоянно появлялось это «не чесаться!», и он, когда говорил, в этот момент поддергивал узкими плечами назад, как будто между лопаток у него что-то застряло…

И то, чего я опасался, случилось!

Вдруг с холма ударил пулемет, стекла с звоном и треском разлетелись вдребезги, вздрогнула обшивка фургона. Внутри вскрикнуло и замерло.

Очередь прижала меня к колесу. Я уже вижу тонкое жало пламени у края холма, слышу стук пулемета. Пули бьют по фургону, дырявя и расщепляя обшивку…

Вот, смотрите! Сейчас, если пулемет чуть-чуть опустит ствол, очередь пройдет по колесам! Вы поняли?

Тихо отползаю к заднему колесу. Показываться врагу не к чему. Тут на снегу набросано разное тряпье. Оно черными пятнами выделяется на снегу и этим маскирует меня… Я укрылся за задним колесом.

Пулеметчик во всю садит по фургону и по одному и тому месту. Дурак! Вы догадываетесь, что нужно ударить и пониже, по колесам и … прекратить попусту жечь патроны, не выдавать больше себя, затаиться, чтобы подловить нас. Мы ведь можем успокоиться и пошевелиться, приподняться. Наконец, даже и встать…

И тогда резануть опять, да? А он все режет короткими очередями по кузову. Это для нас хорошо, мы чувствуем врага, потому можем осторожненько, осторожненько привстать. Я приподнялся, опасливо взглянул в раскрытые двери. Пули взвизгивают надо мной – не бойтесь, это рикошет от пола, мы совсем немного приподнялись – другие замирают в каких-то тюках, узлах.

Вот они… Наши бронебойщик и пехотинец. Они мертвы, но вздрагивают как живые – от удара пуль, вздрагивают как и узлы, мешки. А пули рвут, общипывают фургон. Бронебойщик свалился на лавку, пехотинец уткнулся рядом… Э-э-эх! Прошило ребят!

Видите – тут все кончено. Мы с вами свидетели бестолковой, бессмысленной гибели двух бойцов.

Я допускаю, что парень был еще не опытный, не обстрелянный, а как же бронебойщик? Как он мог такбеспечно отнестись? Пожилой, лет сорока, уверенный в себе человек, как кажется, опытный боец, меткий стрелок. Он первым выстрелом убил шофера и сидевшего рядом офицера, одним выстрелом пронзил обоих, второй выстрел попал в мотор. Меткий, смелый боец – и вдруг такая оплошность?

Зачем? Чего искали? На что нужно это дерьмо? Поржали над бесстыдными открыточками? Вот они валяются…

Я снова подполз к переднему колесу и попытался было ударить по пулемету, но не смог перезарядить винтовку – затвор не открылся. Отчего? В че задержка? Почему заклинило? Вот это да! Как нам быть?

Прежде всего, пока не поздно, надо отползти от машины, отползти обязательно вперед по склону холма, и к углу овражка. Машина, с тряпками вокруг, одна торчит в лощине – очень заметный ориентир. От машин, от пулеметов, от пушек, как наказывал помкомвзвод, надо отбегать – отползать подальше, иначе, как он говорил: «Засечет и накроет! Если сам с пулеметом – чаще меняй позицию, не увлекайся, следи за обстановкой!» Это боевая наука, наука борьбы и живучести в бою. Она крепко засела в памяти. Это его, помкомвзвода, выстраданный и оплаченный кровью боевой опыт. Его нельзя не ценить.

Быстро, ужом, прополз к краю овражка. Нет, нет, не к самому углу, не скатилсяпочему-то в спасительную складку на местности, а прополз дальше по краю, и остался на склоне. Меня не заметили. Пулемет короткими очередями расстреливает машину, и… и уже вижу, как вспыхивает дымящимися полосами снег у колес, как сбиваются, шевелятся тряпки у фургона.

Молодцы, вовремя мы удрали оттуда!

Мы на краю овражка. Чуть что – и мы тихо-тихонько сползаем в овражек и будем выглядывать. Но… Может быть в овраге кто есть?

Сейчас, вот тут, он меня не увидит… Моя, то есть наша, позиция отличная, и пулеметом оттуда не достанешь…

Винтовку затвором запихнул под шинель на груди – пусть отогреется. Выходит, что кроме двух гранат-лимонок в карманах шинели, мне и воевать нечем?! Да, еще трофейный пистолет будет кстати, очень кстати. Я тоже немного растерялся. Надо было у бойца, что лежал на полу, вытащить винтовку… А под ним была уже лужа крови… Да, но как шарахали пули по кузову и внутри, что я боялся приподняться повыше.

Вот сейчас кончит стрелять пулемет – поймет, что напрасно жжет патроны, что тут уже никого нет, и уйдет. Достаточно, ведь ясно уже, что хвосту колонны удалось оторваться от нас, что наступающей цепи пока нет. Замолкнет пулемет, и мне придется обратно ползти к машине за винтовкой. Это не из приятных, а что делать? Я ведь оказался без оружия! Может быть моя уже отогрелась?

Снова попробовал открыть затвор. Нет! Намертво заело. Рукоятка должна плавно, чуть туговато повернуться, открыть патронник и движением назад вытащить и откинуть патрон… Это стало таким привычным, надежным, обязательным, и … вдруг, затвор не открывается! Невероятно!Не веришь ни своим глазам, ни рукам. Думаешь, ну, вот, полежит, отогреется и легко откроется. Нет! Не идет. Вытащил лопату и деревянным черенком стал стучать по шару рукоятки. Не двигается, не поворачивается затвор. Заело, заело намертво!

Выход один: подождать немного, пулеметчик кончит стрельбу, свою бестолковую стрельбу – и поползу к машине…

И вдруг:

- Тра-та-та-та-та… Тра-та-та, - громко, весело с раскатистым эхом заговорил пулемет, где-то тут рядом.

Ага! Ура-а-а! Наши подошли!

В углу овражка залегли наши пулеметчики и лупят очередями из своего «максима» по верху холма, туда, откуда бил вражеский пулемет. Молодцы! Здорово заткнули ему глотку!

Откуда, откуда же они появились? На поле никого не было видно… Из оврага? Не знаю. Как же я просмотрел? Как из-под земли вылезли! Это ведь плохо! Так нельзя нам. Мы эдак и противника прозеваем. А ведь стараюсь, все время настороже. Вот, чуть отвлекся, занялся затвором – и уже перемены…