Глазами солдата. Воспоминания Владимира Сычёва.

С разрешения Александра Лушникова публикуем предоставленные им выдержки из фронтовых воспоминаний В.Н. Сычева, в декабре 1942г. служившего связистом в 100-м гвардейском стрелковом полку 35-й гвардейской стрелковой дивизии. 

От Богучарского поискового отряда "Память" - только небольшие комментарии и несколько фотографий...

"...30 ноября 1942 года наш 100-й гвард. стр. полк, согласно приказу командира дивизии, закончил боевую подготовку и в ночь на второе декабря походным порядком двинулся в направлении станицы[1] Верхний Мамон, где в то время по левому берегу р. Дон проходил передний край нашей обороны. На этом участке фронта нашим войскам противостояли соединения 8-й Итальянской армии. Марш к фронту, как правило, совершался в ночное время. График марша был составлен так, что мы утром обязательно останавливались в каком-нибудь населенном пункте. За ночь мы обязательно проходили 30-35 км.

К сожалению, основной тяговой силой у нас в звене рота-батальон-полк была лошадь. Это обстоятельство в значительной степени сковывало нашу маневренность. Однако, не смотря на определенные трудности, связанные с недостатком повозок (саней), график движения выполнялся примерно 8-го или 10-го декабря, точно не помню, меня вызвал к себе командир нашего взвода связи.

Командир взвода поинтересовался, где я родился, сколько окончил классов и главное - могу ли я обращаться с лошадью и ездить на ней верхом. Получив ответы на все предоставленные вопросы, он приказал мне явиться к командиру полковой роты связи ст. лейтенанту Казачкову[2]. Казачков задал мне те же вопросы, что и командир нашего взвода. Выслушав меня, ротный приказал мне явиться к старшему роты — ст. сержанту Доценко, получить у него коня и все необходимое для верховой езды, затем прибыть на пункт сбора донесений полка (ПСД) и войти в подчинение его начальника. Выполнив все, что мне было приказано, я прибыл на ПСД и доложил о своем прибытии его начальнику. Поинтересовавшись моей биографией, он видимо остался ею доволен и приказал мне находиться в роте связи, никуда без его разрешения не отлучаться. Примерно через двое суток штаб полка и подразделения стрелковых батальонов прибыли в большое село Нижние Гнилуши, где и разместились в ожидании дальнейших указаний.

На фото военных лет В.Н. Сычев. Источник: http://www.35-gv-sd.ru/

Утром 13 декабря меня вызвал к себе начальник ПСД, вручил мне пакет и выделил сопровождающего рядового из взвода конной разведки полка, человека кавказкой национальности, скорее всего осетинец. Вручая мне пакет, начальник ПСД приказал: "Пакет надо сегодня же доставить в штаб дивизии, который находится в станице Верхний Мамон на берегу Дона". Там у нас на правом берегу Дона, имелся небольшой плацдарм, отвоеванный у противника еще летом этого года.

От Нижних Гнилуш до Верхнего Мамона примерно 2,5-3 км. Мы были остановлены военным патрулем. Начальник патруля - в звании лейтенанта, проверил наши документы, подсказал мне, как найти штаб дивизии. Однако, учитывая, что станица издалека, но все же просматривается с противоположного берега противником и иногда подвергается обстрелу артиллерией итальянцев. Поэтому, чтобы не демаскировать расположение штаба дивизии разрешил продолжать путь лишь мне одному.

На полном галопе я доскакал до ближайших домов станицы. Укрыл коня и уже пешком дошел до штаба дивизии. Сдав пакет начальнику ПСД, и получив расписку о приеме пакета, я тем же порядком вернулся к своему сопровождающему. Однако сразу же выяснилось, что продолжать дальше путь обратно в Нижние Гнилуши верхом на коне я не могу, потому что вся нижняя часть моего тела превратилась как бы в нарывающий чирей. Больше всех болели мышцы бедер и лодыжек. Это - следствие того, что я не тренировался в длительной езде верхом на коне. Мобилизовав себя и свой организм на выполнении приказа, я до поры до времени не ощущал этих болезненных проявлений. Но стоило мне только расслабиться после выполнения приказа, как все вылилось наружу. Кроме того, стало так же ясно, что и пешком-то я могу передвигаться с большим трудом. Так, попеременно, то пешком, то верхом на коне, мы в обратном направлении прошли около 15 км и въехали во двор одного казачьего дома. Хозяин дома — казак, примерно 50-летнего возраста буквально на руках снял меня с коня. Хозяева дома сытно нас накормили и напоили наших коней. 14 декабря в первой половине дня мы добрались до штаба нашего полка. Сдав пакет, точнее конверт от пакета с росписью нач. ПСД полка, я сразу же обратился к командиру роты связи с просьбой освободить меня от обязанностей конного посыльного ПСД полка, добавив при этом, что готов служить там, куда направит меня командир роты, в т.ч. и обратно во взвод связи третьего батальона.

Ротный с удивлением выслушал меня, спросил что произошло, а затем, переговорив по телефону с начальником ПСД полка, приказал мне передать коня и другое имущество сержанту из первого линейного взвода и прибыть в распоряжение командира 3-го линейного взвода, отвечавшего за связь штаба полка с третьим стрелковым батальоном и полковой батареей 120 мм минометов.

15 декабря 1942 года мы вплотную приблизились к Верхнему Мамону, расположившись в небольшом хуторе 3-4-х км от станицы. Вместе с тем мы с тревогой узнали из сообщений Совинформбюро, что оперативная обстановка в районе Сталинграда, где велись бои по уничтожению 6-й полевой и основных сил 4-й танковой армии немцев, осложнилась. Противник сумел, за относительно короткий срок в районе ж/д станции Котельниково создать армейскую группу «Гот» в составе трех танковых, четырех пехотных дивизий и 12 декабря перешел в наступление ж/дороги Тихорецк - Сталинград, с целью деблокирования окруженной в районе Сталинграда немецких войск.

Следует добавить, что к 15 декабря противник в направлении Сталинграда продвинулся на 45 км. Столько же осталось ему пройти до окруженных войск. И еще: все немецко-фашистские войска, действовавшие в районе Сталинграда, в том числе и окруженные, были сведены в группу армии «Дон» под командованием генерал-фельдмаршала Э. Манштейна. Манштейн в фашистском рейхе считался лучшим полководцем Вермахта. В этих условия Советское Верховное Главнокомандование несколько изменило замысел предстоящей операции. Соединения нашей 1-й гвардейской армии вместо удара в южном направлении должны были нанести удар из района станицы Верхний Мамон на юго-восток и во взаимодействии с войсками 3-й гвардейской армии окружить и уничтожить основные силы 8-й Итальянской армии и оперативной группы «Холлидт», а затем наступать на Морозовск.

Естественно, все эти перемены в планах нашего Верховного Командования, мы рядовые красноармейцы не знали, и знать не могли. Но потому, как вели себя наши командиры в звене полк-дивизия, отдавая подчас противоречивые приказы, догадывались, что не все у нас идет по плану.

16 декабря 1942 года, не смотря на плотный утренний туман, мешавший вести наблюдаемый прицельный огонь, началась 1,5 часовая артиллерийская подготовка. На головы врага обрушились тысячи снарядов и мин. Огонь был настолько мощным, что даже у нас на расстоянии 4,5-5 км от переднего края дрожала земля, стоял сплошной мощный гул. Во второй половине туман стал рассеиваться, и в воздухе появилась наша авиация. Эскадрильи штурмовиков и бомбардировщиков обрушивали свой бомбовой груз на позиции итало-немецких войск и на их ближайшие тылы.

Во второй половине дня 16 декабря в сражении была введена и наша 35 гв. стр. дивизия, наш 100-й гвар. стр. полк еще в ходе артиллерийской подготовки вошел в Верхний Мамон и занял позицию во втором эшелоне дивизии. Передовой отряд дивизии со средствами усиления опрокинул[3] разрозненные и деморализованные подразделения итальянцев, видимо, вторых эшелонов соединений, которые пытались оказать сопротивление, и перешел в их преследование. Итальянские солдаты не сумевшие сесть в автотранспорт стали в панике разбегаться по оврагам и балкам, но там они, как правило, находили свою смерть от холода и голода.

С наступлением темноты, мы бегом по мосту перешли на правую сторону Дона - на территорию нашего плацдарма, с которого наши войска перешли в наступление. Далее, в походных колоннах мы прошли траншеи нашего переднего края и траншеи оборонительной позиции итальянских войск. По хорошо накатанной дороге, в тех же походных колоннах, стали быстро продвигаться в юго-восточном направлении. Шли всю ночь, останавливаясь лишь на короткие привалы и, несмотря на крепкий мороз сразу же засыпали.

К утру 17-го декабря, мы вышли в степные просторы Дона. Куда не посмотришь, взору всюду открывалась покрытая снегом, изрезанная оврагами и балками степь, без единого деревца. Кое-где просматривались так же и невысокие холмы. Утро встретило нас ясной солнечной погодой и крепким декабрьским морозом. Дорога, по которой двигался наш полк, извивалась между небольшими холмами и довольно глубокими оврагами, образуя в отдельных местах узкости - дефиле, которые было трудно обойти. Поднявшись на ближайший от дороги небольшой холм, я посмотрел назад. Моему взору представилась незабываемая на всю жизнь картина. По всем основным колонным путям, устроенных еще итальянцами, проселочным дорогам сплошным потоком шли колонны наших войск, шла пехота и артиллерия, двигались обозы. Однако все это, к сожалению, передвигалось на конной тяге.

Не заставила себя долго ждать и немецкая авиация, Эскадрильи пикирующих бомбардировщиков Ю-87 появились над колоннами наших войск. Немцы пытались ударами с воздуха нанести поражение нашим войскам, задержать их движение на юго-восток, дать возможность деморализованным итало-немецким войскам привести себя в порядок, наладить управление войсками и занять новые оборонительные позиции. Поэтому цель их бомбовых ударов, на данном этапе, были как раз эти дефиле. Примерно в середине дня около из одного из дефиле застал меня налет фашистских бомбардировщиков. Справа по ходу движения нашей колонны находился небольшой холм, слева от дороги - глубокий овраг с крутыми откосами. У подножья холма в 20-25 метрах от дороги находилась огневая позиция крупнокалиберного пулемета системы ДШК, приспособленного для ведения огня по воздушным целям. Позиция пулеметчиков была обнесена снежным валом высотой 70-80 см.

Пикировщики, а это были Ю-87, шли строем пеленга. За маневрами немецких самолетов в бинокль наблюдал командир расчета, судя по знакам различия — сержант. Как потом выяснилось, это был закаленный в боях воин, очевидно служивший в армии еще до войны. Когда левый в пеленге пикировщик стал сваливаться на левое крыло и переходить на курс бомбометания, намереваясь, очевидно, сбросить свой груз прямо на это дефиле, все, естественно, бросились прочь от этого дефиле, укрываясь в многочисленных воронках от авиабомб наших или немецких, сказать, точно не могу.

Я, тем часом, тоже укрылся в одной из больших воронок в 40-50 метрах от огневой позиции пулемета. На дне воронки уже был солдат. Он в страхе укрыл руками свою голову и что-то тихо говорил. Но меня раздирало любопытство, что же будет дальше, как будет действовать расчет ДШК? Увидев, что пикировщик взял курс на дефиле, он тоже бросился в вырытые рядом ровики, но был поднят командой: «к пулемету!». Сам же командир стоял рядом с пулеметом, внимательно наблюдая за маневром фашистского пилота. Затем, как я хорошо помню, последовала поданная им команда: «по самолету прицел постоянный, целишься в голову машины, короткими очередями огонь, огонь!».

Напоровшись на струю трассирующих пуль, фашистский летчик, немного отклонился от курса и сбросил свой груз преждевременно. Бомбы взорвались в 100-120 метрах от дефиле. Другой фашистский летчик повторил маневр первого, но тоже безуспешно, а вот третий Ю-87, очевидно, получил повреждение, сбросил бомбы далеко от дефиле на низкой высоте ушел на юго-запад. Другие фашистские летчики не стали испытывать свою судьбу, а может быть и по другим причинам, принялись бомбить и обстреливать из своих бортовых пулеметов все то, что находилось и стояло на дороге: артиллерийские орудия, повозки с имуществом и пр. Я не могу сказать точно, какие потери в личном составе понес тогда наш полк, но точно знаю, что была повреждена повозка, в которой размещалась полковая радиостанция.

Тяжелое ранение получил ездовой, убита запряженная в повозку лошадь. Подвиг сержанта-командира расчета ДШК, спасшего от гибели десятки солдат запомнился мне навсегда.

Примерно через час возобновилось и наше движение. Больше авиация немцев в этот день в небе над нами не появлялась.

Во второй половине дня 17-го декабря слева от нас, в прорыв образованный частями нашего корпуса, был введен 24-й танковый корпус нашей армии. Командир корпуса генерал-майор Богданов[4]. Это было великолепное зрелище. Увеличивая скорость, поднимая гусеницами танков, особенно на поворотах, столбы дыма и снега промчались мимо нас 150 танков в основном Т-34, а так же много другой техники. Из башен танков гордо подбоченясь, высунувшись по пояс, стояли командиры машин. Мы все были чрезвычайно рады появлению наших доблестных танкистов, уходящих в рейд по тылам врага, и приветствовали их взмахом своих рук.

Советские танки в районе Осетровского плацдарма. Декабрь 1942г.

Автор фотокорреспондент газеты "Правда" А.Устинов

Наконец и мы дождались того дня, когда на нашей улице был праздник. Как потом нам стало известно, корпус принес много бед немецко-фашистским захватчикам. Совершив почти 300 км марш по тылам врага, сметая все на своем пути, танкисты на рассвете 24-го декабря внезапно для противника атаковал станицу Тацинская и ж/дорожную станцию того же названия. В районе ж/д станции Тацинская находился крупный аэродром немцев, где базировалось более 300 вражеских самолетов различного назначения, и уничтожил их. Кроме того, танкисты в районе аэродрома захватили большие склады с продовольствием, горючим, боеприпасами и другим военным имуществом.

Рассвет 24-го декабря для большинства гитлеровских летчиков и обслуживающего персонала аэродрома, безмятежно почивавших в своих убежищах, был последним в их в жизни. Оставшиеся в живых, гитлеровские захватчики на всю жизнь запомнят рассвет 24-го декабря 1942 года.

Следует так же сказать, что Тацинская была одной из ближайших к Сталинграду немецких баз снабжения, с которой противник по воздуху снабжал окруженную в районе Сталинграда 6-ю Армию Паулюса.

Поэтому, потеря в одночасье более 300 самолетов, из которых большинство были грузовые 3-х моторные Ю-52 и большого количества опытных летчиков, для врага оказалась очень тяжелой. Это был выдающийся успех наших доблестных танкистов. История второй мировой войны не знает подобных примеров с таким результатом. После ввода в сражение 17-го танкового корпуса в направлении г. Кантемировка, 18 и 25 т.к., слева от нас в направлении г. Морозовск фронт обороны остатков 3-й Румынской армии, так и фронт обороны 8-й Итальянской армии рухнул окончательно. Учитывая благоприятно сложившуюся обстановку, не имея перед собой организованного противника, соединения нашего 4-го гв. стр. корпуса, стали стремительно продвигаться на юго-восток, а 18 и 25 т.к. заходить во фланг и тыл оперативной группе «Холлидт».

В середине дня 18-го декабря наш полк, вслед за танкистами, вошел в хутор Твердохлебово[5]. У въезда в хутор справа у самой дороги, у дома, штабелем лежали трупы немецких и итальянских офицеров. На самом верху штабеля, лежал труп немецкого офицера в звании не ниже подполковника, так как на его мундире имелись витые серебряные погоны. Наш взвод разместился в доме, который находился, примерно, в 400-450 м от церкви[6] – обязательного атрибута казачьих станиц и хуторов. Уладив свои дела в доме, я вышел на улицу хутора и обратил внимание на солдата, тащившего в вещевом мешке что-то тяжелое, из которого шел пар. Я спросил солдата, почему у него из вещевого мешка идет пар. Солдат ответил, что в церкви горит склад итальянских мясных консервов и, что там еще можно кое-что взять. Не мешкая ни минуты, я со всех ног бросился к церкви. Вбежав в нее, я увидел большой конусообразный штабель железных банок. Штабель горел небольшим, синим пламенем. Вокруг штабеля суетились солдаты, выхватывая из него еще не треснувшие банки.

С большим трудом, обжигаясь, из горящего штабеля мне удалось выхватить 10 или 11 банок, и я выскочил на улицу. И как оказалось - вовремя.

В это время курсом на хутор шла девятка пикирующих бомбардировщиков Ю-87. Отбежав от церкви на 250-300 метров, я с опаской стал наблюдать за маневрами «Юнкерсов», гадая, куда же проклятые фрицы сбросят свой смертоносный груз. Тем часом от девятки «Юнкерсов» отделились три машины и взяли курс прямо на церковь. Один за другим они с горизонтального полета, сбросили по три-четыре бомбы, но промахнулись. Бомбы взорвались в 40-50 метрах от церкви. Отбомбившись, «Юнкерсы» пристроились к остальным машинам, и ушли на юго-восток. Почему они не стали бомбить хутор, нашпигованный нашими солдатами, для меня стало загадкой.

Подкрепившись итальянскими консервами, кстати, довольно хорошими, и тем, что нам дали из походной кухни, мы снова двинулись в путь. Дорога при выходе из хутора, круто шла вниз в большой овраг. Когда мы спустились вниз на дно оврага, то нашему удивлению не было предела. На дне оврага большой беспорядочной кучей стояли и лежали на боку много штабных автобусов. Наверху этой кучи взгромоздился наш легкий танк Т-70. Это было потрясающее зрелище. Вокруг автобусов там и сам валялись открытые чемоданы с предметами туалета и белья. Очевидно, в пылу боя за хутор, наш танк, преследуя удиравших в панике штабных офицеров, сам свалился на эти автобусы. К удивлению, трупов солдат и офицеров около автобусов не было.

В целом, это было потрясающее зрелище, которое мне за все время пребывания на фронтах Великой Отечественной войны видеть больше не прошлось. И еще: лежавшие штабелем у въезда в хутор трупы итальянских и немецких офицеров, вероятно, и были хозяевами этих штабных автобусов.

Утром на другой день, наш полк после форсированного марша вошел в хутор Широкий…

[1] Село Верхний Мамон, районный центр Воронежской области.

[2] Старший лейтенант Казачков Алексей Михайлович, в декабре 1942 года командир роты связи 100 гв сп.

[3] Непосредственно в прорыве итальянской обороны подразделения 35 гв сд 16-17 декабря 1942г. не участвовали, так как дивизия находилась во втором эшелоне наступавших частей 1-й Гв.армии.

[4] Командовал 24 тк генерал-лейтенант танковых войск Баданов Василий Михайлович

[5] Село Твердохлебовка Богучарского района Воронежской области.

[6] Церковь Михаила Архангела, построена в 1833 году.