В правом восточном крыле было небольшое помещение под электростанцию, которая снабжала электричеством центральную усадьбу совхоза. Свет для населения давали только до 23 часов. Затем миганием предупреждали и через несколько минут выключали.     

       С южной стороны церкви были большие двустворчатые двери для въезда техники на ремонт. И допоздна из МТМ доносились звуки ремонта – грохот и шум техники.

      А рядом стояла наша любимая, да, да, любимая школа четырехлетка, тоже расположенная в бывшем монашеском здании. Любили школу потому, что была у нас одна прекрасная учительница – Токарева Екатерина Даниловна. Она вкладывала в нас не только знания, но и всю свою душу. Учила сразу все четыре класса. Ученики были рассажены рядами по классам. В классе тихо. Идёт урок. Но зато на перемене визг, гомон, смех. И неизвестно, кто нарушал тишину центра совхоза больше – мы или мастерская.

      Дело в том, что рядом с этими «объектами» находилось большое двухэтажное здание, бывшие монашеские кельи,  где жили семьи многих рабочих. Оно и сейчас стоит. 

      Покой им только снился.

         Мы очень любили, когда Екатерина Даниловна увлеченно рассказывала о войне. Мы слушали её заворожённо. Особенно мы, мальчишки. Мы любили фильмы о войне, и особенно фильм «Чапаев». После уроков мы делились на две команды и вели боевые баталии. Я всегда ходил перевязанный через пояс и накрест через всю грудь немецкими железными пулемётными лентами. Этого «добра» у нас было кругом полно. Здесь с июля по декабрь 1942 года стояли немцы и, в основном, 8-я итальянская армия. У нас размещалась дивизия «Пасубио».

           Мать меня гоняла за эти ленты, потому что я их носил с боевыми патронами. Срывала и прятала. Но у меня их было навалом. Мы ходили в лес, который был рядом. Там было, да и сейчас осталось, много блиндажей. 

            И у всех ребят было занятие – это копать в блиндажах. Даже без копания в лесу было навалом военных трофеев. Мы их собирали и прятали в укромное место. Кроме того, у меня было еще свое местечко, небольшая пристройка на нашем хоздворе. Мы жили в двухэтажном монашеском здании, а недалеко были построены хлевчики, полуземлянки, сарайчики для подсобного хозяйства. Держали коров, телят, свиней, птицу – кур, гусей, особенно много было индюков. В травах мы находили много больших белых яиц в красноватую крапинку.

            В пристройку я натаскал соломы, застелил её старым одеялом. Пристройку назвал «штабом». Там хранились мои припасы, а вернее, боеприпасы. Десятки кинжалов, каски немецкие – они и сейчас в цене, целые и ломаные сабли. Пулеметные ленты, патроны различных калибров, затворы от винтовок. Котелки, фляжки. Пулемёты, винтовки, пистолеты мы прятали отдельно. Пистолеты редко, но попадались.

            Здесь же стояли коробки с немецкими и итальянскими монетами. Царские медные и серебряные я хранил отдельно. Итальянские звездочки и фасции с петличек. Эмблемы  капитолийской волчицы, тогда мы не знали, что они позолоченные. Значки, медали, образки и другое.

            Всё это мы находили так же и на территории центральной усадьбы. Взрослые этим не интересовались. А для нас это – лафа.

         В лесу много валялось гранат, особенно итальянских красных. Их называли «куколками». Очень красивые - после войны многие дети и взрослые по незнанию и любопытству подрывались на них. Но мы знали, как их разряжать. Я с ребятами много таких гранат раскрутил (закручивались две сферы). Выбросишь изнутри взрывчатку, а корпус пустой можно держать в штабе. Хорошая шкатулочка!

            Однажды мы с матерью пошли за щавелем. Рвали на борщ. Недалеко от совхоза мы вышли на поляну леса «Диброва». В этом лесу стояли итальянцы, теперь остались только блиндажи и окопы. Там мы раньше раскопали один блиндаж, а в нём окованный большой ящик с замком. Замок сбили. Открыли крышку. Сверху немецкий пистолет «Вальтер» и патроны к нему, а внизу немецкое обмундирование. К сожалению, полусгнило.

            И тут я на поляне увидел разбросанные с десяток красных «куколок». Мы сколько здесь ходили, а их не видели. Я начал их собирать, чтобы перенести в приметное место под дерево. А потом мы их разрядим.

Мать кричит:  «Колик, Колик!» А меня нет. Она искать меня и застала за сбором гранат. Скорей за руку и домой.

  Я потом ходил туда, но их не нашел. Наверное, мама сказала отцу, и он их прикопал.            

            Ручные гранаты, мы их называли «мереженные» - это наши РГ-38 с одетым чехлом «рубашкой», которая была поделена на секции. При взрыве граната даёт около двух тысяч осколков, а также снаряды, а ими были в буквальном смысле забиты леса, мы собирали и выносили подальше от  совхоза. Разжигали костёр, куда клали это «добро». Взрывалось так, что долго звенело в ушах.

В совхозе взрывы слышали. Мать допытывалась: «Колик, ты в лес ходил?»

- Да не, ма. Мы с девчатами лазили в подвал, что под церковью. Спроси у них. А девчата уже были предупреждены.

А мы и вправду иногда по их просьбе с фонариком проводили экскурсии по лабиринтам церковного подвала. Думаете, даром водили? Нет, с умыслом. У нас и без них дел хватало. Мы их заводили вглубь подвала и выключали фонарик. Девчатам было страшно. Этих перепуганных «овечек» пытались целовать. Было много визга. Возможно, это как-то в будущем на меня повлияло. Я женился до армии, и до сих пор люблю очень целоваться.         

        Насчет  женитьбы. Молодой я хвастался, что никогда до армии не женюсь, и никогда, если имя будет Лида. Почему-то оно мне не нравилось. Какое-то оно расплывчатое. Ведь звучат же имена: Люба, Галя, Вера, Света.

         Я учился в 10 классе. У нас в совхозе строили спецхоз. Приехало много девчат из Воронежа на стройку. Среди них была только одна красавица, в которую я влюбился. И звали её Лидой. И через год я женился. Вот тебе и поворот судьбы!          

У меня была одна любимая книга «Как закалялась сталь»  Н.Островского. Она до сих пор сохранилась. И видел этот фильм. Вот что меня поразило: какой был волевой и энергичный Павка Корчагин! Когда впервые на рыбалке Тоня Туманова встретила Корчагина, она про себя отметила:

            - Сколько в нём огня и упорства!    

У меня тоже много огня и упорства, как у Корчагина. Многие говорят, что у меня глаза горят. Я читал, что это редкость. У таких людей громадная внутренняя энергия.

             А какой был идейный Павка. Своей любимой Тумановой сказал: - Сначала я принадлежу партии, а потом тебе. Красавицу отверг. Тут в одной фамилии тайна. При встрече как-то Павел скажет Тумановой: - От тебя стало попахивать нафталином. Мне говорить с тобой не о чём.

           Сколько было в нём неиссякаемой энергии. Раздетый, в будённовке, в разбитой обуви, с киркой и лопаткой в руках строил в пургу узкоколейку. В глазах неугасимый огонь. Здесь закалялась сталь.

          А я? Малодушный человек – женился.

         Как-то в школе в наше время произошел разговор со школьниками про слова Корчагина: «Жизнь надо прожить так…», где в заключении мотивировал, что если бы пришлось прожить снова, он бы так снова прожил. Ребята спросили, мол, смог бы я так, как Корчагин, если бы мне представилась возможность, прожить снова так же жизнь? Я ответил – нет. Во-первых, меня бы никто до армии не женил, будь она хоть раскрасавица.

         В 2017 году круглая дата – 50 лет, как я живу со своей Лидой. Как-то я увидел старое фото, где я сфотографирован с Лидой до женитьбы. Ей 17 лет – она красавица – милые моей душе черты. Снова закрались сомнения – всё-таки женился бы.

        Эх, далеко мне до Корчагина! А может я фантазёр? Простите, сильно отвлёкся.

       Я ходил перепуганный, пока не зажило. До сих пор остался шрам. Надо же, только зажила рука, опять крупно мне не повезло. Бросили красивую «куколку» без чеки, которую нашли в лесу «Диброва», а она взорвалась. Осколком разрубило верхнюю губу. Дома за губу отчитался. Родители так и не узнали правды. На верхней губе, на пупончике, так и остался шрам. Почему пупончик? Когда рвануло, мы сразу побежали. Не дай Бог, кто увидит нас в лесу во время взрыва и скажет дома. Когда остановились, Анатолий Котенко, который был с нами, сказал: «Николай, ты ранен. У тебя пупончик разрубан и бежит кровь».

      Другой раз мы в местечке за Сивоконевым, так назвали по угловому дому Сивоконева Н.С., нашли несколько итальянских «куколок». Одну бросили на дорогу, по которой ходила свинья. Ребята говорят: «Раз сама гуляет, значит дикая. Кидай». И надо же, взорвалась! Свинье опалило бок.

      Мы сохранили это в тайне.

      Были у меня пулемёты и винтовки, мы их называли «хорошие» и стреляли из них! Патронов к ним было много.

      Был случай, когда мы на мотоцикле с коляской (спёрли дома) выехали в соседнее село Каразеево. Подальше, где нас не знают. В люльку установили немецкий пулемёт и посадили «пулемётчика» Анатолия в немецкой каске – вылитый фашист. За рулём Александр. Въехали в село. Свора собак за мотоциклом с лаем. Ударили длинной очередью. Визг женщин, и ни одной собаки на улице.

     Как назло в селе оказался участковый Иван Дмитриевич Татаренков на мотоцикле. Он за нами. Но догнать мотоцикл с пулемётом не так просто. Во время погони мы направили пулемёт на него, и он слетел с насыпи.

     Дома по приезду пулемёт бросили в пруд. Невелика ценность! Выкопаем ещё. Недавно на Каменной горе выкопали винтовку в смазке, правда, без приклада, приклад уже сами сделали из березы.

    Участковый догадался, что это «совхозяне». При обыске ничего не нашли. Обошлось.

    Это был курс молодого бойца.

    Когда меня призвали в армию, попал сначала служить в город Новомосковск Тульской области. Прослужил два месяца, и нас вывезли на показательные стрельбища. Была комиссия из Москвы. Высокие чины. И я, салага, из автомата «загнал» все пули в девятку и десяточку. Один сверхсрочник, который на стрельбище из личного пистолета промазал, про меня потом сказал: «Попал дуром. Откуда так мог стрелять деревенский салага?»

     Когда мне здесь на полигоне объявили на 10 дней отпуск домой, я подумал, что, наверное, так хорошо попал в мишень от испуга перед комиссией из Москвы. А может и в правду набит глаз (вернее, губа) и рука трофейным оружием? Во, загадка!

     Отпуск объявили, а поехать сразу не смог. Начались чехословацкие события 21 августа 1968 года. Я служил в «Спецназе», и нас направили в Чехословакию. Когда всё затихло, я остался служить в Венгрии. И в декабре 1968 года к Новому году использовал этот отпуск. Побывал дома.

    Радости!