Узкоколейка. Дороги, которые они не выбирали...

Передо мной акт комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков в лагере для военнопленных на территории Меловского района Ворошиловградской области от 7 августа 1943 года. Во время оккупации в хуторах Петровском и Диброво Троицкого сельсовета 11 августа 1942 года немцы организовали лагерь военнопленных, в котором находились около 3000 человек. Комендантом этого лагеря был немецкий офицер Франц Пабш. С началом строительства первых километров узкоколейной дороги № 1 узники лагеря стали использоваться немцами на самых тяжёлых работах.

Из свидетельских показаний граждан Троицкого сельсовета: «…Все 3000 человек были размещены в двух сараях для скота, находились они [сараи] в исключительно грязном состоянии: не были очищены от навоза, без какого-либо сооружения и даже без соломы. Военнопленные, таким образом, находились в исключительно антисанитарных условиях.

Площадь лагеря была огорожена колючей проволокой высотой 3 метра. Лагерь охранялся немецкими полицейскими и изменниками Родины [...] Для «провинившихся» военнопленных была построена и огорожена колючей проволокой специальная клетка размером 4 кв. метра, высотой до 1 метра.

Военнопленных в этом лагере кормили один раз в сутки, причем редким несолёным супом из сои и часто из необрушенного проса. Имелись случаи, когда военнопленные подвергались жестоким избиениям за то, что хотели получить лишнюю порцию.

По распоряжению командования лагеря, в частности Франца Пабша, все военнопленные немецкой охраной были раздеты и разуты, а вместо одежды были одеты в лохмотья, причем обувь совершенно не выдавалась. Пленные были, по существу, голые и босые.

Большое стремление колхозников помочь в одежде и питании пленным немецкой охраной категорически запрещалось. Несмотря на запрещения, рискуя своей жизнью, колхозники все же оказывали помощь в питании, одежде, обуви. Путём опроса комиссией установлено, что колхозница Павленко Харитина Анисимовна наварила ведро картофеля, взяла булку хлеба и понесла военнопленным. При передаче была обстреляна полицией, в результате чего [из числа военнопленных] было убито 2 человека и 3 ранено.

Изморенных голодом военнопленных заставляли работать по 15-16 часов в сутки непосильной физической работой по строительству дороги от разъезда Шелестовки до города Богучара. На этих работах военнопленные использовались как тягловая сила. Заставляли по 3 км носить на плечах непосильные для человека сырые бревна; тот, кто обессиливал, подвергался жестокому избиению прикладами и палками и в бессознательном состоянии сажался в клетку-карцер. В таком состоянии находились военнопленные в карцере без пищи и воды по 2-3 суток и снова избивались, как только приходили в сознание.

В связи с отсутствием питания и питьевой воды, непосильным физическим трудом и грубыми издевательствами смертность среди военнопленных с каждым днём увеличивалась. Из показаний граждан местного населения военнопленные были похожи на скелеты и шатались от дуновения ветра. При переходе на работу военнопленные вопреки всем «правилам» бросали местным гражданам котелки и записки, в которых просили помощи в питании и мести за их издевательства.

Из опроса очевидцев комиссия установила, что по распоряжению коменданта лагеря Пабша ослабевших от голода и избиения, тяжелого физического труда военнопленных убивали и даже закапывали в специально приготовленные ямы живыми. Фактом этого может служить такой случай.

17 сентября 1942 г. был вынесен утром на носилках военнопленный и брошен в приготовленную яму, а полицейский сходил за другим. Первый военнопленный с трудом поднялся на ноги и ушел снова в лагерь, а те, которые не могли подняться из ямы, зарывались живыми.

29 августа при переходе с работы в лагерь один военнопленный был убит полицейским за то, что сорвал кочан кукурузы на огороде колхозника Вараки Мирона Сергеевича. После чего этот военнопленный был отнесен за ноги в ров и лежал там до освобождения нашей местности войсками Красной Армии. Похороны убитых военнопленных строго запрещались. С наступлением холодов и дождливой погоды среди военнопленных появились массовые случаи заболеваний цингой. Смертность ежедневно доходила до 50 человек.

Комиссия установила, что ко дню освобождения временно оккупированной территории Троицкого сельсовета войсками Красной Армии - 19 декабря 1942 г. - из 3000 человек военнопленных оставались живыми только 1800 человек, а остальные 1200 человек немецко-фашистскими оккупантами были зверски замучены, убиты и частично закопаны живыми.

В связи с быстрым наступлением Красной Армии комендант лагеря успел вывезти военнопленных только 1550 человек, 250 человек с помощью колхозников и другого местного населения были освобождены и спасены. После выздоровления эти 250 человек военнопленных были призваны в ряды Красной Армии.

Комиссия с участием колхозников, рабочих и служащих Троицкого сельсовета Меловского района Ворошиловградской области считает полностью установленным, что в немецко-фашистском лагере, находившемся на территории Троицкого сельсовета, из 3000 человек военнопленных замучены, убиты и живыми закопаны в ямы 1200 человек. Виновниками в кровавом, чудовищном издевательстве являются немецко-фашистское командование, персонально: комендант лагеря Франц Пабш и полицейские - изменники Родины - Лукьяненко Яков, Дзыга Ярослав, Коровин Иван, Крылов Владимир, Курченко Виктор и ряд других.

В чем и подписали настоящий акт: Медведев (председатель), члены комиссии: Лымар, Павленко, Рубан, Янголенко, Рубан, Резник, Назаренко, Карась, Назаренко, Монзюк, Кулеев, Авдеев…».[1]

Страшные, очень страшные факты открывались после освобождения от оккупации. Вдумайтесь в эти цифры: около 1200 человек погибли при строительстве первых километров узкоколейной дороги № 1. Дороги «на костях», каждый километр которой полит кровью советских людей.

Даже немцы признавали факты ужасного продовольственного обеспечения военнопленных. Так, штаб 6-го железнодорожно-сапёрного батальона вермахта (Eis.-Pi.Reg.6) в донесении от 17 сентября 1942 года сообщал: «В результате плохих условий обеспечения едой и совершенно недостаточным обслуживанием военнопленных их работоспособность настолько неудовлетворительна, что составляет от 1/4 до 1/6 от нормальной. Для ускорения укладки насыпи в связи с этим просьба разрешить снизить ширину полосы для укладки деревянных шпал с 3 м. до 2,6 м.».[2]

Как видим, улучшать продовольственное обеспечение советских военнопленных и условия их содержания оккупанты не собирались.

С наступлением холодов положение советских военнопленных ещё более ухудшилось. Свидетельством тому выдержка из вечернего сообщения Совинформбюро от 26 декабря 1942 года: «…Группа командиров Н-ской части и жители хутора Глухмановский[3] Ростовской области составили акт, в котором говорится: «После освобождения от немецких оккупантов хутора Глухмановский мы обнаружили 24 советских военнопленных. Они жили в холодном сарае, огороженном колючей проволокой.

Все пленные были в грязных лохмотьях, у многих не оказалось никакой обуви, и почти все были обморожены. Большинство были больны и не могли встать. В сарае вместе с больными лежали два трупа красноармейцев, умерших от голода. Немцы заставляли попавших к ним в плен бойцов работать на строительстве узкоколейной дороги по 16-18 часов в сутки. Пленных зверски избивали, а обессилевших расстреливали». Акт подписали: капитан Владимирский, капитан Жильников, военврач 3 ранга Куринов, старший сержант Шейкин, колхозник Гроховатский и другие».

Строительство трёх узкоколейных дорог продвигалось очень медленно. Графики и сроки выполнения работ не соблюдались. Немцы списывали задержку вначале на нехватку военнопленных, потом на снижение их «работоспособности», на явный и тайный саботаж мобилизованного на работу местного населения.

Большая смертность среди военнопленных немецкое командование не заботила. Так, в сентябре 1942 года командование железнодорожными войсками группы армий «Б» запросило дополнительно ещё 6000 военнопленных на … расчистку снежных заносов на линиях. По 2000 человек на каждую из трёх узкоколейных линий.[4] Дожил ли хоть кто-то из этих людей до зимы?

Факты бесчеловечного отношения к советским военнопленным на строительстве узкоколейкой дороги № 3 стали известны после освобождения правобережья Дона. Из «Протокола опроса свидетелей, составленный 25 июня 1943 г. уполномоченным по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников». Опрошены свидетели, проживающие в хуторе Ново-Максимовский Нижне-Чирского района Сталинградской области.

«Леонова А.Т.: Немецкие конвоиры, а также солдаты и офицеры немецкой восстановительной части убивали бойцов и командиров РККА, а трупы их бросали в ямы. Военнопленным отпускали по 100-150 граммов гнилого зерна один раз в сутки в сыром виде, не выдавая соли и воды, от чего человек 30-35 умерли. Остальных военнопленных заставляли работать на оборонительных работах. Лиц, не могущих выполнять тяжёлых физических работ, избивали. Это происходило в августе-сентябре месяце 1942 года.

Пискова М.Г.: В конце августа месяца 1942 г. немецкие изверги при этапировании морили военнопленных красноармейцев голодом, то есть совершенно ничего не давали в пищу. А когда я и другие женщины нашего хутора пытались оказать им помощь в питании, то немцы нас избивали, а красноармейцев и командиров РККА, получивших от нас продукты питания, расстреливали на месте. Я лично видела, как расстреляли военнопленных бойцов и командиров РККА, человек 25-30.

Чулканова Е.И.: Немецкие солдаты и офицеры, работавшие в ноябре месяце 1942 г. на железной дороге, избивали военнопленных красноармейцев и гражданское население, мобилизованное на работу по восстановлению железной дороги, за то, что они не могли нести непосильного физического труда.

Беликов Л.М.: Видел лично, как избивали немцы военнопленных бойцов и командиров Красной Армии. Я знаю 60 человек военнопленных, которых расстреляли после мучительных истязаний. Военнопленных держали под открытым небом, в поле, и в пищу они получали рожь или просо по 100-150 гр. в сыром виде».[5]

После таких фактов уже не могут восприниматься всерьёз «крокодильи слёзы» упоминаемого ранее немецкого офицера Карла Зандера, который сожалел, что военнопленные не в полной мере оказывали «содействие» немецким железнодорожным частям: «…Надо заметить, что участие военнопленных могло быть куда больше, если бы ситуация с питанием и здоровьем военнопленных не была катастрофической. Только по прибытии врачей части со своим медицинским персоналом удалось организовать медицинскую помощь военнопленным…».[6]

Через год после описываемых событий – в августе-сентябре 1943 года – бывший обер-квартирмейстер 6-й немецкой армии Вернер фон Куновски, являвшийся одним из инициаторов строительства сети узкоколейных железных дорог в донской излучине, на допросе давал такие показания советскому следователю: «...Я лично, так же как и начальник штаба 6-й германской армии генерал-лейтенант Шмидт, как и другие германские офицеры, относился к советским военнопленным, как к людям неполноценным…».[7]

Попав со штабом 6-й армии в советский плен в последние дни Сталинградского «котла», фон Куновски вместе с тремя немецкими офицерами (Керпертом, Лянгхельдом и Медером) был приговорён советским судом к высшей мере наказания за злодеяния, совершённые в пересыльном лагере военнопленных (дулаге) № 205 под Сталинградом.

Генерал-лейтенант Курт фон Остеррайх, осенью 1942 года руководивший отделом по делам военнопленных при штабе армейской группы «Б» и на чьей совести тысячи жизней советских военнопленных, строивших узкоколейные железные дороги осенью 1942 года, на допросе в 1945 году сообщал: «В октябре 1942 года, во время посещения дулага в районе Чир комендант лагеря доложил мне, что в течение только одной недели им было умерщвлено при помощи яда 30-40 истощенных и больных советских военнопленных. В других лагерях не способных к труду русских военнопленных просто расстреливали.

Так, например, во время посещения летом 1942 года дулага № 125 в городе Миллерово, комендант лагеря на мой вопрос о том, как он поступает с нетрудоспособными русскими военнопленными, доложил, что в течение последних 8-ми дней им было расстреляно по указанным выше мотивам около 400 русских военнопленных…».[8]

Курт фон Остеррайх умер в советском плену в 1949 году.

К концу октября 1942 года стальные трассы-змеи узкоколеек медленно-медленно «ползли» к фронту, к передовым немецким, итальянским и румынским позициям на правом берегу Дона. Следом за головами этих гигантских, пожирающих всё на своём пути «монстров», двигались и лагеря советских военнопленных – подневольных рабочих.

Из кантемировского лагеря немцы гнали по большаку в район строительства всё новые колонны пленных. Как вспоминал Александр Свиридович Воронцов из хутора Неледов Плесновского сельского совета: «Когда очередная колонна пленных подходила к хутору, моя мать вместе с другими женщинами выносила хлеб, сухари, воду и молоко на большак, по которому немцы гнали наших пленных. Немцы почти никогда не подпускали женщин к пленным красноармейцам, поэтому хлеб, пирожки, сухари приходилось бросать им в руки, а то и под ноги, а с водой и молоком хуже было: через конвоиров передать – так они сами со смехом выпьют. Приходилось подбегать между конвоирами и на бегу совать в руки пленным крынки и кружки, рискуя получить удар прикладом».

Подтверждено документально и воспоминаниями очевидцев, что на территории тогдашнего Радченского района Воронежской области размещались три лагеря военнопленных: в совхозе № 106 (ныне хутор Варваровка), совхозе «Первомайский» (село Лебединка) и в районе не существующего степного хутора Фридрих Энгельс.

В совхозе «Первомайский» советских военнопленных, строивших узкоколейную железную дорогу, содержали в коровниках. Один из совхозных базов был кирпичным, другой - деревянным. Территорию лагеря немцы обнесли колючей проволокой. В охране были местные полицаи, с особой жестокостью издевавшиеся над пленниками. Те ходили в лохмотьях, которые и одеждой-то не назовёшь. А когда наступили холода, положение военнопленных, и так плачевное, стало просто невыносимым. Умерших от холода, голода, ужасных условий содержания хоронили в силосной яме недалеко от лагеря.

Из воспоминаний жительницы села Лебединка Раисы Дмитриевны Матюниной, опубликованных в 1995 году в Богучарской районной газете «Сельская новь»: «В селе был лагерь для наших военнопленных. Они строили узкоколейку до села Гартмашевка Кантемировского района. Жители Лебединки подкармливали их, чем могли. Немцы в определённых пределах позволяли это делать. Находились пленные за «колючкой». Близко подходить к ним жителям не разрешали, избивали жестоко каждого, кто пытался нарушить запрет. Вот и приходилось бросать продукты издали.

Не у каждого хватало сил добросить хлеб или картошку за проволоку. Наблюдая такую картину, немцы веселились, а люди плакали. Ведь у каждого на фронте были близкие. Да и отрывали от себя ради солдат кусок не лишний...».[9]

В книге С. Аброськина «Зверства фашистов в Воронежской области», изданной в 1943 году, сообщается, что в лагере совхоза «Первомайский» находилось до полутора тысяч человек. К осени 1942 года оккупанты под предлогом сбора для военнопленных обуви и одежды установили принудительную развёрстку среди населения. Так, все рабочие и служащие совхоза «Первомайский», в семьях которых имелись призванные в ряды Красной Армии, были занесены полицией в особые списки. Всем им предлагалось сдать в комендатуру тёплые вещи «для военнопленных». Собранные таким образом одежда и обувь были вывезены из совхоза, и заключённым из вещей ничего не передали.[10]

К сожалению, почти ничего неизвестно о советских военнопленных - строителях дороги «на костях». В лагерях недалеко от фронта немцы не вели учёта военнопленных. Для нацистов сотней «унтерменшей» больше, сотней меньше – бессловесная рабочая сила.

Из числа погибших узников лагеря совхоза «Первомайский» удалось установить только одного человека. 28 ноября 1942 года был до смерти избит охранниками лагеря и умер от побоев пленный красноармеец Иван Степанович Любаков, 1902 года рождения, уроженец деревни Рыбинка Ольховского района Сталинградской области.

Вместе с ним в лагере находился и его родной брат Фёдор, которому удалось выжить и вернуться из плена домой. Воевали братья в 1123-м стрелковом полку 335-й стрелковой дивизии, вместе попали в плен под Миллерово 13 июля 1942 года. От Фёдора Любакова и стало известно о месте гибели его брата Ивана.[11]

Осенью 1942 года военнопленных из хутора Фридрих Энгельс (там находился один из лагерей) перевели в пустующие коровники 106-го совхоза. Недалеко от базов и проходила узкоколейная ветка. До хутора Чумачёвка (конечной станции) оставалось всего несколько километров.

Территорию коровника немцы обнесли колючей проволокой. Пленные спали на голой земле, лишь изредка им бросали солому. Женщины из 106-го совхоза, у которых мужья, братья и сыновья воевали на фронте, пытались подойти поближе к лагерю – а вдруг там томится родной человек? Видя наших пленных, изможденных непосильной работой и тяжелыми условиями, женщины несли к ограждению лагеря еду. Бросали пленным через «колючку» варёную картошку, серый хлеб, который заворачивали в тряпочку. Охранники отгоняли плачущих женщин от лагеря.

По воспоминаниям жителей хутора Чумачёвка, одному из пленных удалось-таки ночью убежать из этого лагеря. Пленный был уроженцем села Твердохлебовка Богучарского района, хорошо знал здешние места. Это и помогло ему добраться к родному дому. Голодный и измученный пленник постучался в самую крайнюю хату хутора Чумачёвка. В хатёнке жила многодетная семья Локтевых. Хозяин Иосиф Антонович Локтев ушёл на фронт, и не давал о себе знать с весны 1942 года. Его жена Дарья Егоровна впустила беглеца, накормила, чем Бог послал.

В спешке перекусив, пленный пошел на совхоз № 397 (ныне село Травкино Богучарского района), дальше полями на Загребайловку и Твердохлебовку. Дома у него были жена и двое деток. Оставаться в родном доме было нельзя, и беглец, переодевшись в гражданское, ушёл пробираться к линии фронта. Ему удалось переплыть через Дон к своим. Вернулся с фронта он в 1945

году, сильно израненный. Потому и прожил недолго, умер он в 1953 году. К сожалению, остаётся неизвестной фамилия этого солдата.

В Государственном архиве Волгоградской области хранится уникальный документ – «Дневник Телешева Н.Ф.».[12] Ввели этот документ в научный оборот в 2015 году не исследователи с историками, как можно было предположить, а обычные школьники из города-героя Волгограда: Артур Чилингаров и Ирина Корнеева. Вместе со своим наставником – учителем истории и естествознания МОУ «Средняя школа № 129 Советского района Волгограда» Натальей Александровной Карюкиной, ребята участвовали в общероссийском школьном конкурсе «Человек в истории. Россия - ХХ век». Итогом участия в конкурсе стал материал-исследование «И напоследок попросил не осуждать…»[13] о фронтовой судьбе уроженца хутора Вертячий Сталинградской области Николая Телешева.

В начале августа 1942 года 19-летний сержант 1105-го артиллерийского полка Резерва Главного Командования (РГК) 62-й армии Николай Фёдорович Телешев оказался в немецком плену. Его полк попал в окружение на западном берегу Дона недалеко от города Калач-на-Дону – совсем рядом от родных мест Николая. Согласно донесению о потерях 62-й армии сержант Николай Фёдорович Телешев пропал без вести 7 августа 1942 года в районе балки Силкина Калачевского района Сталинградской области.

Более пяти месяцев Николай находился в плену: чудом сумел выжить в страшной «Миллеровской яме», в лагере военнопленных в Кантемировке, в других подобных лагерях на юге Воронежской и севере Ростовской областей - названий и номеров этих лагерей Николай Телешев просто не мог знать и запомнить. Вместе с товарищами по несчастью - голодный, почти без одежды, избиваемый охранниками - с киркой в руках строил узкоколейную железную дорогу для нужд немецких и итальянских оккупантов.

Воспоминания Телешева о пребывании в плену очень тяжело читать - становится понятно, через какие испытания пришлось пройти тем, кто осенью и зимой 1942 года тянул узкоколейные ветки к донским берегам. Это первые встретившиеся воспоминания непосредственного участника строительства полевых железных дорог в большой излучине Дона.

В конце августа 1942 года Николай Телешев со своим земляком Василием Ивановым (В.И.), в числе других военнопленных был направлен из миллеровского дулага № 125 на станцию Кантемировка.

 Позднее Николай написал в своём дневнике: «И там был лагерь такой же, только народу меньше, и кушать давали побольше. А что давали? Дохлые лошади привозились в лагерь, где заставляли обдирать и варить в общем котле, а совместно с водой варили сою. И здесь палочная дисциплина. Не обидно было, когда бьёт немец, но когда наш брат проберётся в полицаи, на кухню поваром или дровопалом, и начинает кричать, бить, это значит, выслуживает себе чин. Кто они такие? Украинцы, грузины, узбеки, татары и другие национальности. Были и русские, но, сколько я прошел лагерей, встречались очень мало. Жизнь протекала так же, как и в миллеровском лагере. [...] Вот однажды стали отбирать 100 человек в отправку, неизвестно куда, где попали и мы с В.И., а как попали? Очень просто. Получили ударов по 10 от полицая и попали». Как оказалось - к итальянцам.

В 30-ти километрах от Кантемировки военнопленные под конвоем в течение двух недель «ходили на работу в поле убирать хлеб». По воспоминаниям Телешева, кормили их итальянцы хорошо. «Пойдёшь работать на дорогу - там всегда конвоиры - итальянские солдаты наказывали жителям, что бы несли нам кушать, что можно, даже иной раз сами пойдут по хатам и говорят: «Матка, давай комарадам мончарэ».[14] Работа у итальянцев продолжалась до 15 сентября 1942 года, когда всех пленных вернули в кантемировский лагерь. Где жизнь началась опять немецкая – голодная и палочная.

27 сентября 1942 года почти всех военнопленных кантемировского лагеря направили на строительство узкоколейной железной дороги № 1. Николай Телешев вспоминал о девяти лагерях по всей линии узкоколейной ветки. В каждом лагере – по 400-500 военнопленных. Николай прошёл несколько лагерей, в одном из которых он совсем ослаб и попал в лазарет.

Впоследствии Телешев вспоминал о своём «лечении»: «Что такое лазарет? По-русски – это вроде санчасти. Хорошего там ничего мы не видели, только не ходили на работу. Помощи никакой не давали. Если пойдешь к врачу, а врач русский, из нашего брата, то он тебя изобьёт и проводит на работу. А какой из меня работник, когда я оправлялся под себя и ничего не чувствовал. Был декабрь месяц 1942 года. Морозы доходили до 30 градусов, а я раздетый. [...] Не проходило ни одного часа, чтобы я не плакал. А почему? Потому что с вечеру ляжешь с другом спать вместе, а утром он уже мёртв и его как собаку раздевают и бросают в общую яму».

Чувствуя, что силы уже на исходе, Николай Телешев с товарищем попытались ночью убежать из лагеря. Но были пойманы полицаями, сильно избиты и возвращены в лагерь. Им повезло, что их не убили. Как молодого русского пленного, который попытался убежать за пару дней до этого. Беглеца поймали охранники, привели в лагерь, раздели догола на сильном морозе и стали поливать холодной водой. При этом его жестоко избивали, и к вечеру он скончался.

Обратимся к дневнику Николая Телешева: «Снова мы стали видеть эту муку. Заедают нас вши, морят голодом, немцы бьют, продавшиеся немцам бьют, на работе не стой, а кушать, кушать не дают. Что делать?

В одно утро рано нас подняли на работу. А как делают подъём? Приходят полицейские - человека четыре, с хорошими дубинами, становятся у ворот. Два человека заходят в дверь, противоположные другим дверям, и начинают без одного слова бить как баранов спящих нас.

Все с испугом вскакиваем и в другие двери, как стадо овец, спешим выскочить, а в этих дверях стоят ещё два полицая и бьют нас с криками: «Русь, быстрей выскакивай». [...] В этот день большинство не могли встать на ноги, потому что вчера был сильный дождь, а мы раздетые, голодные работали, не выпрямляя спины и не бросая кирки из рук с утра до вечера. А если станешь отдохнуть, то подбегает наша продажная шкура и бьёт прикладом по спине.

И вот в этот день, промерзшие и вымокшие до нитки, мы легли спать в холодном сарае, было это дело в декабре месяце 1942 года. Утром ударил мороз, и на нас всё замёрзло. Не могли большинство, в том числе и я, встать на ноги. Встанешь только тогда, когда ухватишься за столб или сарай, то есть за стенку, но идти всё равно никто не мог. А полицаи всё равно бьют и кричат: «Русь, быстрей!» На карачках лезем, а всё же выходим. Такая жизнь продолжалась у нас еще с полмесяца. Мы стали видеть свои самолёты, прилетающие на задания. Сколько было слёз от радости, по-моему, каждый по ведру выпустил.

Все оживились. А может быть, останемся живыми? Каждый об этом молил Бога…».

 В один из декабрьских дней советская авиация совершила налёт на немецкие склады, которые находились неподалёку от лагеря строителей узкоколейки. Николай хотел, чтобы авиабомба попала в их барак, и пленные бы разбежались, или их мучения прекратились. Но ни одна не попала.

С началом декабрьского наступления Красной Армии на Среднем Дону немцы стали перевозить военнопленных в хутор Диброво. Как вспоминал Телешев: «Утром немцы нас подняли, опять таким подъёмом, и погнали назад. Повели нас к узкоколейной железной дороге, посадили в вагоны, и в час по чайной ложке мы стали двигаться назад. Вагоны-то без крыш, окон, сквозняку полно. Привезли нас в самый последний лагерь, где я получил шомпольные удары, и выгрузили».

В лагерном бараке Телешев потерял сознание. Это его и спасло: немцы посчитали Николая мёртвым. В дневнике он так описал день своего освобождения из плена: «Просыпаюсь утром, почти никого нет, одни больные и мёртвые кругом меня лежат, а по рассказам оставшихся здесь, остальных в 12 часов ночи угнали немцы. Выхожу я на улицу. День был солнечный и морозный. А по селу ходят наши освободители - воины РККА, движутся наши регулярные части Красной Армии. [...] Какая была радость, сколько пролито радостных слёз, в общем, свою радость я не могу описать. Я остался жив, и снова пойду на защиту своей любимой Родины и буду мстить за все свои муки, за все издевательства, за всё разрушенное немцами в нашей стране».

После длительного лечения в госпитале города Калач Воронежской области Николай Фёдорович Телешев был направлен в действующую армию. Он прошёл всю войну, награждён медалями «За отвагу», «За боевые заслуги», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». В 1985 году к юбилею Победы получил Орден Отечественной войны 2-й степени.